Дикое поле. Приднестровский разлом

Но в этот список, естественно, не попали те журналисты, что приезжали с готовыми формулами в голове. Они и на передовой-то не появлялись. Писали, не выходя из тираспольской гостиницы. Формулы противостояния, по их мнению, были простыми. С одной стороны (молдавской) — сплошь демократы, с другой — сплошь коммунисты. С одной стороны — борцы за свободу, с другой — страшные щупальца империи.

Никого не хочу осуждать. Люди получали вполне определенное задание в Москве, Лондоне, Берлине, Мадриде. И выполняли заказ. Журналист — тоже человек подневольный. Кроме того, почти никто из освещавших конфликт не знал историю этих мест, не понимал местной культуры и традиций, местного духа, наконец. Ладно, не понимали. А вот то, что даже не хотели понять, хотя бы для себя, а не для газеты, — вызывало полное недоумение.

В среде “заочных” сторонников приднестровцев тоже дело обстояло не лучше. И здесь работали изначальные формулы: “наши — не наши”, “русские — нерусские”. То, что “наши”, — сомнений не вызывало. Но наши в Приднестровье, как уже было сказано, — десятки национальностей. Поэтому здесь пару раз спускали с лестниц представителей московской “Памяти”. А делегация одной сверхпатриотической московской газеты, прибывшая сюда в расширенном составе, и вовсе попала в нелепую для себя ситуацию. Пришли в Дубоссарах к Саше Порожану, заместителю председателя горсовета, и изъявили желание возложить венки на свежие могилы русских патриотов, погибших за Приднестровье.

— Надо так надо! — сказал Порожан и отвез делегацию к свежим могилам.

Среди погибших, кажется, были молдаванин, еврей и украинец. Долго топтались члены делегации, но уйти не посмели. Возложили-таки венки.

Тех, кто пытался честно разобраться в происходящем, было ничтожно мало. Им было сложно противостоять отлаженной пропагандистской машине Кишинева, пользующейся в тот момент доверием в Москве и в столицах других государств. Статьи урезались, снимались, искажались. Мне понравилось словообразование, изобретенное корреспондентом из “Останкино” Эттибаром (по-нашему — Эдиком) Джафаровым. Когда мы с ним и с другим “останкинцем”, Сергеем Егоровым, вышли из ворот штаба 14-й армии после двухчасового обстоятельного интервью с Александром Лебедем, Эдик, почесав в затылке, с характерным бакинским акцентом произнес:

— Все равно “обезяну” сделают.

Точный смысл эдиковых слов я понял уже после того, как посмотрел вечерние новости с его материалом. Он оказался прав: сделали “обезяну”. От Лебедя остались только командирский рык и генеральские погоны. Страна была в шоке. Общественность не знала, куда деваться от страха.

Мертвые и мертвые

Кажется, в первых числах апреля Дубоссары хоронили Сергея Величко. Дубоссары — это и значит Дубоссары. Всем городом хоронили. Не было только тех, кто в это же время сидел в окопах. Огромная толпа вначале двинулась в сторону дома, где жил Сергей, а потом уже к площади перед горсоветом. Гроб был закрыт. И не потому, что так предписано религией. Просто его страшно было открывать. Однако все уже успели увидеть выставленную перед горсоветом огромную фотографию Сергея. Точнее, не Сергея, а того, что от него осталось, — кусок черного, бесполого, обугленного тела.

Сергей Величко возвращался с беременной женой на автомобиле из Рыбницы. Где-то возле села Роги их остановили вооруженные люди. Узнав, что Сергей — из Дубоссар, они его вначале жестоко избили. Этого показалось мало. Тогда, еще живому, выкололи глаз, отрезали пальцы рук и половые органы. Облили бензином и подожгли. Потом останки засунули в целлофановый мешок и прикопали за кустом. Беременную жену раздели, изнасиловали и оставили на дороге, повесив на грудь гранату. К утру, совершенно обезумевшая, она дошла до дубоссарских позиций. Труп мужа вернули позже, после вмешательства посольства Венгрии — Сергей оказался приднестровским венгром.

Словно мор прокатился вдоль берегов Днестра. Люди уходили из дому и не возвращались. Возвращались их трупы. Восемнадцатилетнюю Свету Деуцэ хоронили в белом подвенечном платье. Замуж не успела. Снайпер опередил. В подвале одного из дубоссарских домов бандиты изнасиловали и убили десятилетнюю Таню Гацкан и тринадцатилетнюю Таню Бондарец. Там же замучили Ольгу Дорофееву.

Семью Александра Мунтяна уничтожили всю. В их же собственном доме. Мать и двух дочерей насиловали в разных комнатах. Самого Александра убили выстрелом в висок. Потом дом взорвали. Все были погребены под обломками.

У Бендер в персиковом саду нашли пятерых. Все — со связанными руками. Все — убиты в упор.

Продолжать этот список нет сил.

Впрочем, продолжу. Фотография изуродованного и сожженного на глазах жены Сергея Величко, которого хоронили всеми Дубоссарами, позже, уже летом, была выставлена на “выставке войны” в Кишиневе. С подписью: жертва дубоссарских сепаратистов. Бумага все терпит.