Утром вернулись к уже испытанному методу. Потащили на крышу трубы, закамуфлированные под орудийные стволы. Добыли ржавый пулемет Дегтярева и выставили на всеобщее обозрение на крыше горсовета. Когда появился молдавский вертолет, этот пулемет на него направили — вертолета и след простыл. Понатыкали в землю вокруг центра табличек с надписью “Заминировано”. Утащили из исторического музея винтовки времен гражданской войны, но оказалось, что они не стреляют. Вернули. А информация о том, что дубоссарцы вооружены, уже проникла в ряды противника. Штурм был отложен.
Ненадолго, правда. До 13 декабря. Но теперь уже опоздали опоновцы. Убедившись, что их не оставят в покое, приднестровцы начали добывать оружие. И добыли. Когда молдавская полиция без всякого сопротивления со стороны военнослужащих 14-й армии реквизировала несколько грузовиков с оружием в воинской части села Глиное, по дороге ее перехватил все еще безоружный григориопольский РОСМ. Росмовцы перегородили проезжую часть лентой с шипами, а сами залегли вдоль дороги, изображая вооруженную засаду. Когда колонна остановилась, к ней вышел сержант Владимир Постика, представился майором и потребовал, чтобы колонна сдалась. И она сдалась. Поэтому, когда 13 декабря опоновцы в очередной раз напали на пост у дубоссарского моста и захватили нескольких человек в плен, они впервые встретили вооруженное сопротивление. В том бою погибли три приднестровца и четверо полицейских. Еще шестеро было ранено. Дело приняло серьезный оборот уже для обеих сторон. Борцы за свободу нации напоролись на тех, чье представление о свободе было иным. Именно с этого момента противостояние стало вооруженным. С обеих сторон.
С Мэри мы столкнулись в центре Дубоссар, ближе к вечеру. Поначалу я ее не узнал. Перевозбужденная, выпачканная в земле и глине, с растрепанными волосами, она выходила из здания горсовета, жестикулируя и объясняя что-то идущему рядом оператору с камерой на плече. Обнялись. Я смотрел на нее с любопытством — после сегодняшнего боевого крещения это был уже совсем другой человек. Впрочем, я и не сомневался, что, в отличие от других иностранцев, Мэри, с ее неуемным характером, быстро во всем разберется.
— Нет, наши никогда ничего не поймут, — махнула она рукой в сторону удаляющегося оператора. — Знаешь, я поняла, что наше неторопливое спокойствие, наша размеренная и со всех сторон правильно организованная жизнь может быть вредной. Она отучает думать. Они совсем не хотят думать. Они приехали уже с готовым мнением, и переубедить их почти невозможно.
— Это понятно. Они же работают не для себя. Они выполняют задание. А задание определено далеко от этих окопов. Наши тоже приезжают из Москвы с уже готовыми статьями в голове. В лучшем случае изображают объективность: слово одним — слово другим. Заблудиться в этих словах ничего не стоит. Политики всегда умели красиво говорить.
— А что же делать?
— Не знаю. Но я принципиальный противник равноправия между убийцей и жертвой.
Мы вышли на холмик, расположенный напротив плотины Дубоссарской ГЭС. Необузданный Днестр, конечно, нисколько не напоминал размеренный Рейн. Тонны воды водопадом срывались вниз с плотины. В ее шуме терялись даже редкие автоматные очереди, раздававшиеся с противоположного берега. Справа, чуть затуманенным зеркалом колыхалось огромное, как море, водохранилище. Оно спокойно отражало высокое южное небо, редкие домики на берегу и играющие серебром на легком ветру пирамидальные тополя. И с тем же спокойствием, неожиданно сужаясь, швыряло и воду, и отраженные в ней тополя, и само небо на разящие турбины, чтобы те через какое-то время, перемешав их в безжалостном потоке, сбросили в пропасть.
Это было так похоже на наш мир.
Конечно, журналистам на этой войне было совсем не просто. Информация порой давалась с кровью. В прямом смысле этого слова. В районе дубоссарского моста была обстреляна машина со швейцарскими журналистами. Венгерские телевизионщики уцелели лишь случайно — их микроавтобус был подбит из гранатомета. Полдня в кювете под Бендерами пролежали японцы, пережидая, пока над их головами перестанут свистеть пули. При попытке приблизиться к зданию бендерской полиции, забаррикадированному в центре города, были обстреляны журналисты “Известий”. Сашу Мнацаканяна из “Московского комсомольца” опоновцы так встретили в Кошнице, что он враз сменил политическую ориентацию, сообразив, кто есть кто. Хотя послан был “громить сепаратистов”. Журналиста одной из киевских газет увезли раненого. Многие действительно рисковали, добывая правдивую информацию. И именно их Молдавия обвиняла в разжигании страстей. Пресс-служба правительства рассылала по редакциям списки журналистов, пишущих, по ее мнению, провокационные материалы.