Дикое поле. Приднестровский разлом

Однако по мере нарастания опасности — переходили. Вначале из-под юрисдикции Кишинева вышли правоохранительные органы Рыбницы. Потом — Тирасполя. Практически без эксцессов. Наиболее сложно этот процесс проходил в Дубоссарах. После того, как в сентябре генерал Косташ направил во все отделения полиции, расположенные в Приднестровье, приказ с требованием открывать огонь по населению, если оно не будет подчиняться законам Молдавии, Дубоссарский горсовет обратился к полицейским с предложением перейти под юрисдикцию Тирасполя. Часть из них откликнулась. Остальные продолжали подчиняться Кишиневу. Таким образом в Дубоссарах образовалось двоевластие правоохранительных органов, закончившееся впоследствии кровопролитием.

Между прочим, на активные действия осенью 1991-го Кишинев был в немалой степени вдохновлен депутатом Верховного Совета РСФСР Сергеем Красавченко. Дело в том, что именно он был главным разработчиком Договора между еще советскими Россией и Молдавией. Для того, чтобы этот договор был ратифицирован российским Верховным Советом, нужно было получить подтверждение, что в Молдавии не нарушаются права русскоязычного населения. Вот Красавченко и поехал получать такое подтверждение.

Мне удалось попасть в Кочиеры, где молдавские власти устроили высокому российскому гостю встречу с “русскоязычными”. Туда свезли приверженцев Народного Фронта чуть не со всей Молдавии, которые живо объяснили российскому парламентарию, что их никто не ущемляет. Надо было очень постараться, чтобы не суметь отличить “русскоязычных” от “фронтистов”. Но Красавченко постарался. Он постарался не заметить увольнений с работы по национальному признаку. Он ничего не знал о том, что русскоязычное население живет здесь веками. Он слышать не хотел об арестах депутатов, хотя именно в этот момент они сидели в кишиневских тюрьмах. Он никогда не читал Международного билля о правах человека и не знал о том, что в 1-й статье “Международного пакта об экономических и культурных правах” провозглашается право на самоопределение, более того, в соответствии с Уставом ООН, предписывалось поощрять и уважать это право. Единственное умение, которое проявил недавний партийный функционер Красавченко, — обзывать руководителей Дубоссар и всего Приднестровья “партократами”. В том числе и тех, кто никогда не состоял в партии. После выступления Красавченко в парламентах Молдавии, России и по советскому телевидению, молдавские руководители вздохнули свободнее. И стали готовить новый поход на Дубоссары.

Как потом выяснилось, штурм горсовета предполагалось осуществить 29 сентября. Но тут возникла неожиданная помеха — ненужный свидетель. Впрочем, по порядку.

Ненадолго вернувшись в Москву, я отправился на Красную Пресню, где тогда заседал российский Верховный Совет. Там я разыскал своего знакомого депутата — Михаила Михайловича Молоствова. Молоствов — известный диссидент, бывший лагерник, человек исключительно честный. Ему я и рассказал обо всем, что видел в Приднестровье, — о поведении Красавченко, о расправах над людьми. Михаил Михайлович, убежденный демократ, не побоявшийся в советские годы пойти за свои убеждения против власти, уже был “заражен” информацией о “молдавских демократах” и “приднестровских коммунистах”, но мне поверил и пообещал поднять вопрос о направлении в Приднестровье других депутатов. И слово сдержал. Уж не знаю, только ли с его помощью, или кто-то еще постарался, но на берега Днестра был отправлен председатель Демократической партии России Николай Травкин. Он и стал ненужным свидетелем.

Когда Николай Ильич после Тирасполя и Дубоссар засобирался в Рыбницу, его пытались отговорить от поездки, но он заявил: “Я депутат Верховного Совета СССР и РСФСР. Я лицо неприкосновенное, меня не тронут”.

И поехал. По дороге его остановили опоновцы. Вытащили из кабины, поставили лицом к машине, руки — за голову, ноги — на ширину плеч, обыскали. Затем паромом переправили на правый берег, довезли до Кишинева и отправили на самолете в Москву. Депутата Верховного Совета СССР. И РСФСР. Лицо неприкосновенное. Вполне демократическое.

Вернувшись в Москву, Травкин выступил на одном из заседаний Верховного Совета, после чего ратификация договора была заблокирована.

Избавившись от ненужного свидетеля, молдавские силовики стянули к Дубоссарам около четырех тысяч вооруженных полицейских и “фронтистов”. А на площади перед горсоветом несколько тысяч горожан и прибывших из окрестных сел крестьян всю ночь с 29-го на 30-е сентября ожидали штурма. Стояли опять безоружными. Защищаться было нечем.