Женщина в Дубоссарах, прислушиваясь к звукам очередной вечерней канонады, залихватски улыбнулась:
— Сегодня еще ничего. Вот вчера они понатворили!
И пошла загонять детей в погреб.
Это слово “понатворили”, которым мы привыкли оценивать шалости детей, означало несколько разрушенных домов и два десятка убитых жителей.
Привыкли. Привыкли жить, умирая. Жить, убивая. И постепенно начали забывать, что можно жить иначе.
Привыкли настолько, что и Бендер оказалось мало. В ночь со второго на третье июля со стороны Каушан и Кишинева выдвинулись новые колонны, а на гору за Кицканами, которая носит мрачное название “Суворова могила”, вылезли реактивные установки “Град” и “Ураган” и уставились стволами на Тирасполь. На окраины города упали первые “Алазани”. Столице Приднестровья готовилась участь Бендер.
Тут открылась дверь, и к столу прошел человек в пятнистом камуфляже. Жутким взглядом, будто в глазах сидело по снайперу, оглядел комнату и сел. Все замолчали.
— Я — генерал Александр Лебедь, — низким воландовским басом объявил человек. — Я пришел вам сказать, что больше не позволю убивать. Я знаю, как это сделать. И я это сделаю.
В ночь со второго на третье июля все проснулись от чудовищного грохота орудий. Ровно тридцать минут снаряды, сопровождаемые громким эхом, пролетали над домами и таяли во мраке. И через эти тридцать минут ни плацдарма на Суворовой могиле, ни артиллерии под Варницей, ни бронированных колонн на Кишиневском направлении больше не существовало.
23 июня с инспекторской проверкой в 14-ю армию прибыл полковник Гусев. На другой день он побывал в Бендерах и Дубоссарах, внимательно ознакомился с обстановкой, проанализировал данные военной разведки, поучаствовал в совещаниях, а уже 28-го, будто в сказке, ударив крылами оземь, обернулся новым командармом 14-й армии генерал-майором Александром Лебедем. Собрав в тираспольском Доме Советов журналистов, он объявил, что прежде, чем излагать суть своего заявления, должен сделать три оговорки:
— Первое. Официально фиксирую, что нахожусь в здравом уме, в доброй памяти. Практически здоров и отвечаю за каждое свое слово. Второе. Хотел бы сразу отмести возможные обвинения в том, что я, генерал, человек военный, вмешиваюсь в политику. Я категорически отвергаю такие обвинения и заявляю вам, что буду говорить как русский офицер, у которого есть совесть. Третье. Пресс-конференции в обычном смысле сегодня не будет. Говорить буду я, вы будете слушать, если вам это интересно, на вопросы сегодня отвечать не буду.
На мои вопросы генерал ответил уже на следующий день, в штабе армии, в маленькой комнате, куда вела дверь из его кабинета и куда нам дневальный доставил чай и кофе. Лебедь, вопреки утверждениям недоброжелателей, любил пить именно кофе.