- Да, мама, я рада. – Моника де Мольнар только что приехала из монастыря, одетая в накрахмаленный головной убор и белую власяницу послушниц Рабынь Воплощенного Слова. Отшлифованное, блестящее, серебряное сердечко, приколотое к груди, дополняло убранство, которое чудесно подчеркивало ее величественную осанку.
- Было так грустно возвращаться в этот дом без тебя, – всхлипывая, запричитала Каталина де Мольнар. – Я так по тебе скучала!
- Ты скоро привыкнешь, мама.
- Никогда, дочка, никогда. Измени свое решение, моя Моника. Везде можно служить Богу.
- Я знаю, мама, еще знаю, что скоро тебе понадоблюсь; одной Айме хватит, чтобы заполнить этот дом. Кроме того, она скоро выйдет замуж, и тогда ты будешь жить вместе с ней, как и полагается. Я же последую своим путем. А где Айме?
- Рано утром она уехала с подругами. Мы не подозревали, что меня вызовут и сообщат о твоем разрешении покинуть монастырь. Увидишь, как она обрадуется, когда вернется и увидит тебя здесь. Твоя сестра безрассудная, но хорошая. И тоже любит тебя, дочка, поверь мне.
- Мне тоже хочется в это верить, мама.
Моника неуверенным шагом пересекала большие комнаты старинного дома с массивными выбеленными стенами, старой и хорошо ухоженной мебелью, с широкими окнами, выходящими в дикий сад – единственное наследство, которое оставил им покойный сеньор де Мольнар.
- Полагаю, ты можешь снять облачение?
- Конечно, хотя предпочитаю не снимать.
- Хорошо, – подчинилась Каталина. – Не буду тебе мешать. Это твоя старая комната. Хочешь снова ее занять? Думаю, она лучшая, здесь больше света и воздуха. Подожди меня немного, пока я отдам распоряжения, чтобы все привели в порядок. Я позову служанку.
Моника де Мольнар осталась одна, но не задержалась в комнате с широкими окнами. Она чувствовала глухую тоску, и ей не давало покоя какое-то волнение. Она прошла ряд длинных широких комнат. Двигалась машинально, словно подталкиваемая какой-то посторонней силой, сердце ее билось с волнением в старом отчем доме. Наконец, Моника дошла до последней пустой комнаты, где за большими ставнями окна шевельнулась тень. Затем дерзкая рука толкнула и распахнула их настежь, и мужской голос воскликнул:
- Айме, наконец!
Потрясенная Моника отпрянула, за решетками окна показалось мужское лицо. Как два клинка, скрестились в воздухе их взгляды. Глаза Моники расширились и стали жесткими, неподвижными, высокомерными. Впервые в жизни Моника де Мольнар видела Хуана Дьявола.
Хуан не отступил и даже не скрывал удивления. На нем были неопрятные брюки, закатанные до колен, и полосатая грубая матроска. Казалось, самый обычный моряк каботажного судна; но выражение лица слишком надменное, осанка слишком гордая, широкие босые ступни твердо ступали по земле, уверенный в себе, он хитро и насмешливо улыбался, спокойно изучая прекрасное лицо женщины в накрахмаленном головном уборе, и воскликнул, извиняясь:
- Черт побери! Не надо так пугаться. Перед вами не сатана.
- Я не боюсь, – ответила Моника, с трудом успокоившись.
- Уже вижу. Вы даже не перекрестились, услышав имя вашего врага, что странно для вас.
- Могу ли я узнать, чего вы хотите, сеньор? – спросила недовольная Моника.
- От вас – ничего, – дерзко усмехнулся Хуан, но без резкости в голосе.
- Тогда от кого? – надменно осведомилась Моника.
- Я уже назвал имя человека, которого искал и предполагал увидеть.
- Айме? Вы ищете мою сестру? – пораженная Моника не скрывала недовольства.
- Кажется, так. Ее нет?
- Я не обязана вам сообщать! – вскипела Моника.
- Гордая, да?
- А вы наглый! Называете меня гордой и грубите, как только открыли окно.
- О! Из-за такой ерунды обиделась Мать-Настоятельница.
- Я не настоятельница и не потерплю ваши глупые насмешки.
- Черт побери! Сказала Святая Моника. Ведь так вас зовут? Вы удивили меня. Я думал, монахини более любезные и менее красивые. О! Не обижайтесь так! Это обычный комплимент. Я лишь сказал правду.
- Я позову слугу, чтобы он выгнал вас!
- Бедный мужчина! – Хуан по-настоящему развеселился. – Не ставьте никого в неловкое положение, не изображайте того, чего нет. В вашем доме нет слуг.
- Это уже слишком! – вышла из себя Моника и покинула комнату.
- Моника! Святая Моника! Послушайте! – позвал Хуан. И поскольку она уже далеко отошла, рассмеялся: – Ужасная свояченица!
- Моника, дочка, что случилось? Тебе плохо? На тебе лица нет. Почему?
- Ничего, мама. А где Айме? – спросила Моника. Она села, почти задыхаясь, сердце колотилось, стремительно бежала кровь и ударила в голову неудержимым гневом.
- Я же сказала, она рано утром уехала со своими подругами…
- И куда уехала? – допытывалась Моника. – С какими подругами?
- Ну, дочка, их имена я не шибко помню. Девушки из этих мест, подруги детства. Твоя сестра возобновила некоторые знакомства. Ей скучно в этом огромном доме, и она ходит гулять.
- Моя сестра помолвлена с достойнейшим человеком!
- Я знаю, но не думаю, что там что-то особенное.
- Во всем, что делает Айме, ты никогда не видишь особенного! Излишне потакаешь ее сумасбродствам и капризам, – упрекала возмущенная Моника.