Кэтрин еще несколько секунд боялась, что он остановится, поэтому предусмотрительно отошла к высокому дереву. Когда звук колес экипажа растаял в воздухе, она прислонилась к стволу, ощущая лбом кору и пытаясь унять дрожь в подкашивающихся коленях. Рука, державшая нож, ослабла, и он выпал. Услышав это, она присела и с отвращением вытерла лезвие о траву. Тетушка Эм, Джонатан. Она всегда может к ним вернуться. По правде говоря, она была уже на полпути. Дальше по тропинке вдоль утеса, еще каких-то две-три мили — и она найдет на низком шельфе их маленький лагерь. Если поторопится, то будет с ними еще до захода солнца.
Ее чувство времени было правильным. Последние красные лучи заходящего солнца скользили по воде, когда она дошла до лагеря у реки. Там остался брезентовый шатер и след от костра. Но угли оказались холодными и черными, а шатер пустым. Не было ни света, ни плоскодонки у реки. Они уехали.
По быстрому течению Миссисипи ничего не двигалось, кроме бесконечного потока воды. Она осталась одна.
Глава 20
Яркий утренний свет дарил бесстрашие и надежду; утро было временем для решительного и обдуманного шага. Но под темным покровом ночи могло быть в определенном смысле безопаснее. Следовало только не бояться рычания леопарда и бегущих от страха мелких зверей. Человек почему-то оказался опаснее.
Было несложно продолжать двигаться. Труднее оказалось удержаться, чтобы не побежать, не упасть вниз головой в постыдный мрак, прячась от ночного шума и овладевшего ею страха, подобного разгулявшемуся воображению выбравшейся на охоту кошки. Нужно идти спокойно, несмотря на зловещую тень в свете восходящей луны. Низкое вибрирующее рычание скорее ощущалось, чем слышалось.
Рафаэль, Раф. Его называли Черным Леопардом, самым опасным из мужчин, и тем не менее в его руках она познала безопасность. Безопасность и что-то большее, трудную радость, трепетный экстаз.
Раньше она пыталась это отрицать. Из гордости и недоверия, а также от разъедающего чувства обиды, оттого что ей против воли пришлось выйти за него замуж, она в мыслях возвела барьер между ним и собой. Как же она ошибалась! Не только он был виноват в том, что произошло между ними в ночь квартеронского бала. Более того, происшествия с Маркусом и Уэсли Мартином, доказали ей, насколько другой, насколько более ужасной могла оказаться та ночь. Когда она боролась с Рафом, то инстинктивно понимала, что он не ранит ее и не причинит невыносимую боль, что ему не доставляла удовольствия травма, которую он нечаянно ей нанес. Тогда и позднее, после того как они поженились, сила его желания всегда сдерживалась нежностью и стремлением доставить ей удовольствие.
Он не испытывал подобных благородных чувств, когда судил Индию, но могла ли она винить его за это? Мужчин и женщин ежедневно пороли, клеймили, вешали на позорные столбы и виселицы даже за меньшие проступки. Его решение было даже гуманным. Смерть Индии нельзя назвать убийством. Ко всему этому еще добавилось ее собственное чувство вины за смерть Соланж. Поэтому неудивительно, что ее отношение изменилось и возникло своего рода принятие.
Она спрашивала себя, что бы было, если бы они с Рафом познакомились обычным образом? Почувствовал бы он влечение к ней? Пошел бы на поводу у этого влечения? Или, может быть, он выбросил бы ее из головы, как скучную наивную простушку?
Ей вдруг захотелось засмеяться, и ее тень немного затряслась на песчаной колее дороги. Если они с мужем когда-нибудь встретятся, у него не будет причин жаловаться на этот счет. Если они когда-нибудь встретятся…
Отдаленный звук аккордеона подсказал ей, что она приближается к Натчезу. Ее насторожил какой-то шум, поэтому она свернула с дороги в колючие, покрытые росой астры и прошла дальше за деревья, чтобы не встретиться с тремя всадниками. Они проскакали мимо, и был слышен усталый стук копыт и обрывки фраз.
Через несколько ярдов она вышла на развилку. Справа от нее были темные, стоящие плотно друг к другу дома Натчеза, то тут, то там в призрачном свете луны появлялись побеленные стены, раскачивающиеся мачты или окна. Внизу слышалась шумная жизнь Натчеза-под-Холмом, где через открытые двери на грязные улицы падал желтый свет ламп.
Что ей делать? Куда идти?
Элен вряд ли поможет, даже если Кэтрин осмелится попросить. Уэсли, бесспорно, состряпал какую-то правдоподобную историю насчет ее отсутствия, выставив Кэтрин не в лучшем свете. Ревнивую жену нельзя обвинять в том, что она верит почти всему сказанному о женщине, и без того замешанной в скандале.
На ее губах появилась циничная улыбка. Она не спеша повернула от благочестивых спящих домов в сторону ужасного гула Натчеза-под-Холмом. Все-таки старая карга Фортуна была упряма! Неужели ей все же придется стать дамой полусвета? Она долго взвешивала дальнейшие перспективы, и в ее потемневших глазах отражались горевшие внизу огни, а потом переливы ее чистого смеха эхом пронеслись навстречу милостивой и беспечной луне.
— Мадам, к вам посетитель.