Диктаторы в зеркале медицины

Подобные же методы он использовал и в тех случаях, когда речь шла об устранении внутрипартийной напряженности, например, незадолго до Рождества 1935 года. В начале января 1936 года он созвал на совещание всех рейхсляйтеров и гауляйтеров, с подернутыми влагой глазами умолял их хранить единство и поклясться ему в абсолютной преданности и верности на грядущие времена, что позволит достичь намеченных великих целей в будущем. Как и в смутные времена конца 1932 года, он грозил в противном случае неизбежно покончить с собой. Истерически продекламированная угроза самоубийства возымела действие, поскольку все присутствующие удалились глубоко потрясенными и готовыми в своей нерушимой верности «фюреру» последовать за ним на смерть.

Во внешней политике 1936 год был успешным, причем достигнутые успехи ничего не стоили Гитлеру. Год начался с введения войск в Рейнскую область, что совершилось при отсутствии какой-либо реакции со стороны зарубежных стран и чрезвычайно укрепило Гитлера в сознании собственного призвания настолько, что он гордо и провозгласил: «Я с сомнамбулической уверенностью иду путем, по которому ведет меня провидение». Однако неуверенность, в которой он пребывал в начале операции, ввергла его, очевидно, в состояние весьма сильного напряжения, психосоматическое воздействие которого сказалось более всего на желудке в форме сильных спазмов, а также вызвало повышенную возбудимость и бессонницу. Незадолго до Рождества — время, которое напоминало ему о смерти матери и повергало, как правило, в депрессивное настроение — к этому прибавилась еще и экзема на левой голени, в результате чего он практически не мог носить сапоги. Поэтому 25 декабря 1936 года он по рекомендации своего личного фотографа Гофмана обращается к доктору Теодору Мореллю, модному врачу, специалисту по кожным заболеваниям, который имел доходную практику на Курфюрстендамм в Берлине и отныне должен был исполнять обязанности личного врача Гитлера.

Остается неясным, почему на роль своего личного медика он выбрал именно этого врача, который, по мнению коллег, был небрежным и не соблюдал правил гигиены. Очевидно, свою роль сыграла при этом дружба, возникшая между фрау Ханни Морелль и Евой Браун. Так или иначе, но Морелль истолковал экзематозное изменение кожи как следствие нарушения пищеварения и назначил своему пациенту «для регулирования состояния нарушенной флоры кишечника» излюбленные в то время капсулы мутафлора, представляющего собой суспензию коли-бактерий. Дополнительно он прописал Гитлеру, имевшему склонность к пучению, так называемые «противогазовые пилюли по доктору Кестеру», содержавшие атропин и небольшое количество стрихнина. И, наконец, Морелль счел чрезвычайно однообразное вегетарианское питание Гитлера причиной спазмов желудка, поскольку оно вело к раздражению слизистых оболочек желудка.

Как бы сомнительны ни были лечебные мероприятия Морелля, Гитлер поверил в них. А когда менее, чем через месяц экзема исчезла, он объявил Морелля чудо-доктором, спасшим ему жизнь. Поэтому, вспоминая о прежнем безуспешном лечении у известного профессора Густава фон Бергмана из клиники Шарите и у доктора Эрнсга-Роберта Гравитца, руководителя Красного Креста, Гитлер с торжеством и восхищением заявлял: «Гравитц и Бергман заставляли меня голодать. Они разрешали мне употреблять только чай и сухари… Я был так слаб, что с трудом мог сесть за письменный стол. Потом пришел Морелль и вылечил меня».