Жертвой этого приказа об уничтожении душевнобольных и прочих людей, которым был привешен циничный ярлык «малоценная жизнь», стали примерно пять тысяч детей и сто тысяч взрослых. Наряду с приказами об убийстве миллионов евреев и иных людей, названных им расово неполноценными «недочеловеками», этот приказ считается одним из самых тяжких преступлений Гитлера. Так называемая «программа эвтаназии» не имела, естественно, ничего общего с истинным понятием эвтаназии — помощи при умирании с целью облегчения смерти человеческому существу, заведомо обреченному на мучительное угасание. Этот приказ являлся крайним случаем массового умерщвления «недостойных жизни» людей, не имевшим равных в истории. Элис Миллер полагает, что ей удалось обнаружить глубинный психологический мотив, вызвавший к жизни концепцию этого жестокого тайного приказа Гитлера. В детстве Гитлер ежедневно сталкивался со своей теткой Иоганной Пёльцдь, которая была от рождения горбата, а впоследствии заболела шизофренией. Он так никогда и не смог до конца преодолеть эту юношескую травму, и данное обстоятельство в какой-то степени обусловило его решение беспощадно уничтожить душевнобольных, калек и прочих людей с физическими недостатками или больных. Подобные изыскания в области глубинной психологии, безусловно, интересны, однако они не отвечают на вопрос, почему такого рода юношеская травма, пережитая многими людьми, привела у Гитлера к абсолютному исчезновению моральных барьеров на пути реализации преступных побуждений. Отто Дитрих, на протяжении многих лет возглавлявший печать рейха, выразил это позднее следующими словами: «При выборе средств… у него полностью отсутствовало чувство добра и зла, отсутствовал моральный императив». Таким образом, к этому времени уже весьма далеко зашла разрушение структурного барьера, в котором де Боор усматривает важнейшую причину появления на свет чудовищного приказа об эвтаназии, который позволяет отнести Гитлера «к прототипу злостного преступника, который с моральной точки зрения представляет собой tabula rasa в тех сферах, где у других правонарушителей обнаруживаются как минимум остатки ранее существовавшего структурного барьера. Утрата же структурного барьера представляет собой одно из самых страшных явлений, известных эмпирической криминологии. Подобный распад нормативной субстанции встречается только у массовых убийц».
Возмущение жестокостью действий «фюрера» нашло свое отражение в формировании в Германии нескольких групп сопротивления с целью устранения диктатора, однако планам этих заговоров не суждено было осуществиться. Такая судьба постигла план полковника Ганса Остера, подобным же образом не удалась попытка покушения краснодеревщика Георга Эльзера 8 ноября 1939 года в мюнхенской пивной «Бюргербройкеллер», которая сорвалась по чистой случайности. Известие о неудавшемся покушении необычайно усилило в Гитлере уверенность в его предназначении, и он хриплым от возбуждения голосом воскликнул: «Теперь я совершенно спокоен! То, что я ушел из Бюргербройкеллера раньше обычного, подтверждает: провидение желает, чтобы я достиг своей цели». К этому мнению, высказанному глубоким грудным голосом, что свидетельствовало о полной убежденности, тут же присоединился мюнхенский кардинал Фаульхабер, немедленно направивший Гитлеру поздравительную телеграмму и отслуживший в церкви Фрауэнкирхе молебен с тем, чтобы, как он выразился, «от имени паствы возблагодарить божественное провидение за счастливое спасение фюрера». Взволнованный Геббельс записал в своем дневнике: «Он умрет только тогда, когда его миссия будет выполнена».
Как никогда уверенный в своих качествах вождя и в своей миссии, Гитлер 10 мая 1940 года начал западную кампанию. Более удачная стратегическая концепция, трехкратное превосходство в воздухе и небывалое доселе массированное применение танков привело к тому, что уже 25 июня все было кончено. Когда в этот день Гитлеру доложили, что Франция просит о перемирии, он на глазах у ошарашенных генералов истерически исполнил настоящую пляску святого Вигга, оставшуюся запечатленной на фотографии. Под гипнозом военных и политических успехов нарциссизм Гитлера достиг небывалой высоты. В разговоре с одним из партийных функционеров он, преисполненный наглой заносчивости, заявил, что первым и единственным из смертных вознесся в «статус сверхчеловека», в связи с чем его следует рассматривать как «не столько человеческое, сколько божественное» существо, которое стоит «над законом» и к которому «неприменимы условности человеческой морали».