Диктаторы в зеркале медицины

Невропатолог из Кельна Эллен Гиббельс провела кропотливый систематический неврологический анализ огромного количества киноматериалов из более чем сотни киножурналов. Результаты этого анализа однозначно показывают, что, даже если учесть величественную моторику Гитлера, которая во время больших торжественных мероприятий носила особо подчеркнутый характер по причине крайне завышенной самооценки, с середины 1941 года можно отметить ограниченную подвижность его левой руки и «легкую общую скованность моторики» — патологическое явление, которое не наблюдалось ранее, а в последующие годы проявлялось во все более и более выраженной форме.

После внезапного нападения на Россию у Гитлера произошло окончательное разрушение «структурного барьера», того социокультурного императива, который предотвращает тяжкие агрессивные реакции даже при сильнейшем эмоциональном напоре и который в крайних случаях является наиболее эффективным механизмом торможения убийства. У Гитлера этот механизм в принципе отказал уже во время выборов в рейхстаг в марте 1933 года, когда произошло хладнокровное убийство пятидесяти одного политического противника. В том же году, по данным Э. Когона, на полные обороты были запущены уже пятьдесят концлагерей. С началом русской кампании его ничем не ограниченная тяга к зверству, жестокости и уничтожению расцвела наиболее пышным цветом. Директивой главного командования вермахта от 8 сентября 1941 года он лишил «расово неполноценных» русских военнопленных всякого права на достойное обращение в соответствии с законами войны. Поэтому каждому немцу давалось право применять по отношению к ним любые, даже самые беспощадные меры. Этот бесчеловечный приказ является причиной того, что в феврале 1942 года из четырех миллионов советских военнослужащих, попавших в плен, в живых остался всего один миллион.

Столь же мало эмоций проявлял Гитлер и по отношению к собственным солдатам. Когда его лучший танковый генерал Гудериан указал на нечеловеческие условия, в которых вынуждены были воевать его солдаты, Гитлер сделал ему выговор: «Вы слишком жалеете солдат. Смотрите на вещи шире. Поверьте мне, издали виднее!» И когда речь зашла о выживаемости родины, он совершенно спокойно заметил: «И этот вопрос меня совершенно не волнует. Если немецкий народ не готов пожертвовать всем для своего выживания, значит, он должен погибнуть».

Одновременно с нападением на Россию началась подготовка к запланированным массовым убийствам европейских евреев. Уже в начале июля 1941 года он похвалялся: «Я чувствую себя Робертом Кохом в политике. Он открыл бациллу и указал медицине новые пути. Я распознал в еврее бациллу, разлагающую общество». Вопреки некоторым версиям «смягчающего» характера, которые имеют хождение даже в наши дни, Гитлер совершенно однозначно был главной инстанцией по всем вопросам, касающимся «окончательного решения», и именно так это воспринималось его сотрудниками. И Рудольф Гесс, зловещий комендант Освенцима, и Адольф Эйхмая показали на допросах, и это зафиксировано в протоколах, что «фюрер приказал приступить к физическому уничтожению евреев» и осуществить «окончательное решение еврейского вопроса».

Сопровождавшееся большими потерями отступление немецких войск со слишком далеко выдвинутых позиций, а также намечавшийся перелом на североафриканском театре военных действий делали военную ситуацию в конце 1941 года не слишком радужной для Гитлера. Однако поначалу эти неудачи не оказали на него отрицательного влияния ни в физическом, ни в психическом плане. До 1939 года для Гитлера была характерна способность удивительно быстро и правильно оценивать события внешней и внутренней политики. Однако с начала 1942 года наступает необратимый процесс разлада с действительностью. Именно в этом «игнорировании нежелательных фактов» кроется причина грядущих поражений катастрофического масштаба, и не подлежит сомнению, что представление Гитлера о себе как о «сверхчеловеке» в смысле Ницше вообще не допускало мысли о том, что он способен к неправильной оценке или тем более к ошибочным действиям. Характерно следующее высказывание Гитлера, о котором сообщает Ганс-Юрген Айтнер: «В течение почти двадцати лет огромных реальных успехов время было послушно мне и тем самым подтвердило, что я — непогрешимый, уникальный гений человечества». Нечто похожее он сказал зимой 1941/42 года одной из своих секретарш: «Когда мой взор парит высоко над землями Берхтесгадена и Зальцбурга… вдалеке от повседневности, во мне вызревают гениальные творения, которые переворачивают мир. В эти мгновения я чувствую, что более не принадлежу к смертным».