Диктаторы в зеркале медицины

Только из воспоминаний камердинера Констана стали известны подробности, позволяющие понять обстоятельства, из-за которых Наполеон, вопреки прекрасно разработанному плану сражения, с опозданием дал сигнал к атаке и потерял шесть драгоценных часов, что позволило Веллингтону как раз вовремя получить столь необходимую помощь прусской армии маршала Блюхера. Судя по всему, в этот судьбоносный день Наполеон страдал от почти невыносимой боли, вызванной острым воспалением сильно пролабированных, то есть выступивших наружу, геморроидальных вен. Уже в предшествовавшие дни он не мог сидеть в седле, и даже сотрясения при езде в карете по неровной местности причиняли ему адскую боль. Даже пешком он мог ходить с огромным трудом и только широко расставляя ноги. Когда ближе к полудню 18 июня после отданного наконец приказа атаковать солдаты с криком «Vive l’Empereur!» маршировали мимо командного пункта Наполеона, сам он сидел верхом на стуле с широко расставленными ногами, уронив голову на руки, судорожно сцепленные вокруг спинки стула, нарушив свою привычку руководить сражением, сидя в седле.

Понятно, что о своем геморрое Наполеон говорил не особенно охотно, поскольку в те времена это заболевание часто становилось поводом для насмешек. Мы же, однако, знаем, что уже во время итальянской кампании он немало страдал от этого, и ему даже ставили пиявки — метод, который Наполеон позднее рекомендовал своему брату Жерому, страдавшему от этого недуга, как и все остальные члены семьи Бонапарт.

В свой последний час полководца Наполеон был обречен увидеть свою армию бегущей и вынужден сам искать спасения в бегстве под защитой нескольких конных гренадеров. Несмотря на сильную боль в брюшной области, он вынужден был до пяти утра оставаться в седле, пока не удалось найти старую карету, в которой он смог обрести покой на несколько часов.

Уже 22 июня, на другой день после прибытия в Париж, парламент в ультимативной форме потребовал его отречения. Он надеялся, что ему удастся отречься в пользу сына, которому тогда исполнилось только четыре года: «Я приношу себя в жертву ненависти врагов Франции… Моя политическая жизнь окончена, и я провозглашаю своего сына, Наполеона II, императором французов». Однако союзники уже приняли решение посадить на французский трон в качестве короля Людовика XVIII Бурбона. После того, как Фуше объявил своему бывшему императору, что во Франции для него не найдется места ни в армии, ни в какой-либо иной области, он направился в Рошфор в надежде попасть в Америку и начать там новую жизнь. Однако выход из порта был блокирован британскими военными кораблями, а на суше он был объявлен союзниками почти что вне закона, поэтому видел теперь только один выход, а именно — просить убежища у британцев. На английском паруснике «Беллерофон» он отплыл в Англию, где в порту Торквей население в изумлении глазело на него, как на чудо света.

Однако пока он с некоторым удовлетворением наблюдал за проявлениями внимания, льстившими его тщеславию, до него было доведено решение английского правительства, принятое по согласованию с союзниками: дабы гарантировал», что в будущем он более не сможет поставить под угрозу мир в Европе, сослал» его на удаленный острю Св. Елены в Южной Атлантике пожизненно. Несмотря на все протесты, уже 7 августа 1815 года, через неделю после оглашения приговора, он был доставлен на борт английского линейного корабля «Нортумберленд», который 15 октября высадил его на берег всего с двадцатью членами свиты в гавани Джеймстаун на острове Св. Елены.

Из подробной монографии «Наполеон на острове Святой Елены» доктора Поля Ганьера мы узнаем, что до отплытия Наполеона профессор Корвизар просил назначить врача для сопровождения императора. Выбор пал на доктора Пьера Меню, ученика Корвизара. Последний дал свое согласие, но лишь при том условии, что Наполеон отправится в изгнание в Америку, куда сам собирался эмигрировать вместе с семьей. Когда же он узнал о Св. Елене, то сразу же отозвал свое предложение.

В числе лиц, сопровождавших Наполеона, находился бывший судовой врач «Беллерофона» ирландец Барри О’Мара, а также несколько генералов, стремившихся установить нечто вроде придворного церемониала на месте поселения свергнутого императора. В качестве постоянного места жительства ему был назначен худо-бедно оборудованный бывший дом фермера с названием «Лонгвуд Хаус», в который он должен был вселиться 10 декабря 1815 года. Этот домик располагался на пустынном неприветливом плоскогорье. Холодный ветер внезапно сменялся удушающей жарой, в течение всего года на плоскогорье опускались влажные туманы. Спальня представляла собой узкий темный чулан, где на обоях проступали большие пятна селитры, столовая едва освещалась через единственную застекленную дверь.

Однако тяжелее всего Наполеон воспринимал ограничение свободы передвижения и постоянный строгий надзор со стороны английского губернатора острова сэра Хадсона Лоу (1769–1844).