Диктатура пролетариата

Будучи в Москве, я говорил с одной дамой. Еще раньше я встречал ее в Христиании, я помню ее как молодую красивую девушку, она происходит из семьи, известной в ученой и политической среде старой России. Теперь она вынуждена зарабатывать на пропитание себе и матери, трудясь в маленькой конторе на самой низкой должности. Мы говорили о ее тете, на которую ГПУ устроило травлю: только за месяц моего пребывания в городе у нее было два обыска; я узнал о судьбе двух тетиных дочерей, после длительного тюремного заключения сосланных на каторжные работы к Северному Ледовитому океану – без суда и следствия, и даже их близкие не знают, по какой статье. Попытки самых влиятельных норвежцев добиться более человечного рассмотрения дела пошли только во вред, ужесточив гонения, так что несчастная мать заклинала меня не ходатайствовать и не просить за нее – только бы не было хуже.

– Дело в том, – рассказывала дама, – что мои двоюродные сестры слишком открыто отзывались о советской власти. Привыкнув к заграничным обычаям, они опрометчиво делились всеми своими жалобами. Если бы только они были порассудительней! Когда сюда приехала так называемая делегация из Голландии, и мы все советовали им быть крайне осторожными, но они все-таки пошли к «голландцам» и стали жаловаться на все и вся. А делегация оказалась ловушкой, подстроенной ЧК. Именно за тот эпизод с сестрами так обошлись. Посмотрите теперь на нас: одного моего брата убили, многие наши родственники и друзья были в рядах Деникинской и Врангелевской армий, но мы сидели тихо, держались в тени, так что мне даже разрешили спокойно работать здесь…

– И Вы все еще верите, что жизнь не так плоха? – спросил я.

Она резко отвела взгляд.

– О, если бы Вы только знали, как это ужасно – быть свидетелем упадка, разложения, видеть, как молодежь, словно шайка мелких лавочников, торгует моральными ценностями, убеждениями – всем, что должно быть свято; везде сталкиваться с коррупцией и злопыхательством, лицезреть обогащение нового «высшего класса», кровожаднее которого еще не видел свет, как безнравственно, бессовестно он наживается на чужих жизнях и благополучии простых людей… Вряд ли посторонний способен понять, какие это страдания. И бесполезно что-то заявлять, кому-то жаловаться – молчание может хотя бы, как видите, обеспечить мирное серое существование и кусок хлеба для семьи.

Не знаю, что кто-то другой почувствовал бы на моем месте. Меня охватили тоска и глубочайший гнев. Так вот каков идеал обитателя коммунистического «рая» – не человек, а послушный пес, смиренно принимающий и корку хлеба, и побои, он лежит в своей конуре, довольствуясь необременительной службой, но попробуй только ощериться, подать голос – и твоя судьба решена. Нужно сидеть тихо и незаметно…

В нашей стране мы слышим те же философские проповеди от некоторых коммунистов и общественных реформаторов. Будьте кроткими смиренными овечками, дайте снять с себя заживо кожу или умрите от голода, но не препятствуйте ходу социалистического эксперимента – и события не пойдут по пути жестокости и предательства, ружья не будут пущены в ход, а революция будет протекать мирно. Тогда истинные пролетарии, физические и духовные труженики, беспрепятственно утвердят блаженное бесклассовое царство на земле… Посмотрите на Россию!

Я разговаривал с еще одной молодой приятной дамой из среднего класса. Она излучала жизненную энергию и, казалось, была обласкана судьбой: в свое время она состояла в женском батальоне, но, к счастью, никто об этом не узнал… Теперь она занимала очень неплохую, учитывая обстоятельства, должность, имела собственное уютное жилье и могла чувствовать себя более-менее защищенной.

– Вы, должно быть, довольны, имея все это?

– Ах, профессор, едва ли Вы можете себе представить это буквально физическое ощущение болезни, стыда, это желание свести счеты с жизнью, которое каждое мгновение гложет нормального человека, обреченного влачить здесь жалкое существование.

Вся думающая Россия, не разделяющая социалистическую веру и не воспевающая большевистскую мораль, заточена в тюрьме, хозяином и стражем которой является коммунистическая партия.

«Все это, профессор, напоминает мне сумасшедший дом», – так один норвежский инженер подытожил свои впечатления о российской действительности. Значительную часть своей жизни он прожил в России.

Очень много русских, очевидно, разделяют это мнение. «Мы живем в сумасшедшем доме», – эти слова мне приходилось слышать постоянно, и в них не было ни капли шутки. Но народный юмор спаял из этого выражения аббревиатуру, образованную по аналогии с расхожими большевистскими сокращениями: сумасшедший дом, учиненный коммунистической властью, именуется «сум-дом».

IV. Богословие