Руссо не называет это господство добродетели диктатурой. Он по традиции ограничивает употребление этого слова понятием конституционно предусмотренных экстраординарных полномочий, выдаваемых на короткое время для того, чтобы выйти из затруднительного положения. Привычные высказывания о диктатуре вновь появляются и у него: в интересах безопасности (sürete) и общественного порядка (ordre publique) в чрезвычайных случаях необходимы чрезвычайные меры, законы не должны быть «негибкими» (inflexibles).
формальное применение закона чревато опасностью навредить трактовке расследования реальных обстоятельств. законодатель должен предусматривать, что он не может всего предусмотреть, иными словами, все это тезисы, частично происходящие из учения об эпикии, которые воспроизводил и Локк. Диктатор господствует (domine) над законом, не являясь представителем законодательной власти (IV, 64), – положение, любопытное потому, что, согласно Руссо, всеобщая воля вообще не может быть репрезентирована. во времена диктатуры законы «спят», диктатор может заставить законы замолчать, но не заговорить и т. д. Рассуждения Руссо, пусть и иным путем, ведут, однако, к тому же результату, что и рассуждения Мабли. Руссо различает два вида диктатуры: диктатура в собственном смысле слова, при которой законы молчат, и другая, состоящая в том, что различные компетенции, наличествующие в соответствии с действующими законами, сводятся воедино, т. е, в рамках исполнительной власти происходит концентрация, причем в остальном правовая ситуация остается неизменной. Эта вторая диктатура, диктатура в несобственном смысле, вводится, согласно Руссо, знаменитой формулой videant consules и в отличие от подлинной диктатуры ни в коем случае не является внеправовым пространством для применения фактических мер. Здесь нет нужды оценивать исторические воззрения Руссо[255]
. Интересно лишь, что в этом различении уже проступает противоположность между диктатурой и рассматриваемым позднее осадным положением, основывающимся на передаче всей исполнительной власти. Правовая защита, обеспечиваемая регламентированием и разграничением компетенций, полностью игнорируется, а упразднение всей череды инстанций и до предела ускоренное судопроизводство не считаются диктатурой, ведь во всеобщей воле ничего не меняется, просто в рамках исполнительной власти происходит ускорение и ужесточение действия той силы, которая, как и прежде, исполняет один и тот же закон. Подлинная диктатура состоит, таким образом, лишь в том, что действие совокупного законосообразного порядка на время приостанавливается. О том, на какой правовой основе покоится это бесправное состояние, Руссо ясно не говорит, онне воспользовался случаем развить здесь диалектику самого себя приостанавливающего права. Всеобщая воля действительна вообще и без всяких исключений. содержательное пояснение относительно того, что с учетом особенностей положения дел она на какое-то время должна перестать действовать, констатация конкретного исключительного случая – все это логически невозможно в силу ее всеобщей природы. Именно по этой причине «верховный глава» (chef supreme), коему поручено заботиться об общественной безопасности, будет приостанавливать действие авторитета закона. Такое поручение должно быть либо общим делегированием, либо партикулярным актом (acte particular). Каким образом всеобщая воля в исключительном случае приостанавливает сама себя, остается загадкой, равно как, впрочем, и то, откуда исполнительному органу взять полномочия для такого приостановления. При той непреклонности, с которой утверждается, что исполнительная власть не должна заниматься ничем другим, кроме применения закона, такими полномочиями она не сможет располагать никогда. Назначение диктатора у Руссо есть, по всей видимости, акт исполнительной власти, и все же он дает пояснение с намеком на всеобщую волю, когда говорит, что здесь не может быть сомнений в том, что «намерения народа» (intention du peuple), каковые здесь, видимо, означают то же самое, что и всеобщая воля, сводятся к тому, чтобы защитить само существование государства и предотвратить его гибель. Поскольку для Руссо деятельность диктатора по своему содержанию является чисто фактической, она не имеет ничего общего с законодательством. Конструирование ее правового основания не производится, однако важно, что она характеризуется как деятельность «по поручению».