По всей вероятности одной из причин такой щедрости является обычный страх перед советской мощью. В последнее время, впрочем, это очевидно. Советы стали стягивать со своих лап перчатки дипломатической вежливости, когда заметили, как сильно Запад их опасается. Когда в Кремле топают, немецкая социал-демократия падает на колени. Инцидентов, просто позорных для самих немцев, не стоит перечислять. Более значимым является то, что кроме страха есть также другие причины уступчивости Запада. Численностью народонаселения и (что более важно) экономической силой Западная Европа доминирует над Советами. Однако она не может из этого преимущества получить выгоду в политической игре, поскольку состоит из многих государств с эгоистически противоречивыми интересами. Кроме того, у всех благополучных стран, не только, впрочем, Европы, но это касается также США и Канады, имеются общие серьёзные недуги. Правда, этих недугов не видно со дна цивилизационной ямы, в которую ввергла нас советизация Польши. Советы необходимы Западу не столько и не только как получатель миллиардных подарков, а скорее как огромный потенциальный рынок сбыта и торгово-промышленный партнёр. СССР – это настоящий рай для капиталистического предпринимателя: дешёвая рабочая сила, никаких профсоюзов, которые бы защищали её интересы, необыкновенные сырьевые богатства, ну и всеобщий голод на всевозможные продукты и потребительские товары. Узнав, что журнал, посвящённый женской моде, «Burda», можно будет издавать в российской версии тиражом в 100 или 200 тысяч экземпляров, издатель был просто вне себя от радости. Умножь это на массу остальных предпринимателей, вовлечённых в тяжёлую конкурентную борьбу на рынках, пресыщенных товарным предложением, и поймёшь рвение, с каким западные менеджеры плетут из себя шнуры и верёвки. Все хотят наживаться за счёт Советов, а Горбачёв поступает им наперекор, допуская лишь совместные предприятия с советским преимуществом (западный предприниматель не может иметь более 49 % доли).
Оптимист:
Так или иначе – это первый шаг в направлении, чтобы сделать эту экономику рыночной. Одновременно зависимость директоров от подвластной команды в виде выборов с пятилетним сроком полномочий, плюс ротация 30 % членов рабочего совета, должны противодействовать фатальной в этой системе негативной селекции. Может, для нас появится в этих переменах надежда.
Пессимист:
К активности Горбачёва, почти беспрецедентной в некоторых областях, я приглядываюсь – признаюсь – со смешанными чувствами. Сначала надо подчеркнуть, что любая реальная непотёмкинская перемена в Советах просто становится выгодной для зависимых государств, таких как Польша – даже если последующим продолжением этой перемены будет закручивание гаек. В Советах нет политических партий во множественном числе, но это ведь не значит, что там на самом деле господствует единомыслие в политбюро или правительстве. В одной руке сосредоточил власть Сталин ценою рек крови. После него руководство стало коллективным в том смысле, что каждый новый генсек стремился втащить на вершины ЦК, политбюро и другие ключевые позиции своих людей. Без этого никак. Период такого проталкивания, традиционно проявлявшийся в Советах как период относительного безвластия или даже паралича, благоприятствовал некоторому ослаблению режима у сателлитов, в той степени, насколько в свою очередь в подобных государствах существовали для этого предпосылки. В «Номенклатуре» Восленского, кроме того, можно прочитать, как сильно кандидат на место нового генсека должен был изображать во время пути наверх неопределённость и заурядность. В противном случае аппарат его смолол бы или выплюнул. Поэтому мы имели зловещее представление в виде появления серии полуживых старцев в Кремле. Фракционные противоречия были видимо такие, что атрибутом, благодаря которому кандидат добывал голоса олигархов, становилась его агоническая малоподвижность. Однако это не могло продолжаться долго, ибо привело бы к падению империи – но, естественно, не скоро. В результате решились на человека относительно молодого и очень амбициозного и, что сейчас важнее всего, склонного слушать настоящих экспертов. Он добивался, прежде всего, диагноза и услышал его. Система состоит из двух частей: реальной и мнимой. Мнимая часть имеет тенденцию к поглощению реальной.