Диминуэндо

– Скинь мне, знаешь что? Фото. Много. Чтоб от позитива зашкаливало.

На том и решили.

Через час в «ящике» были фотографии "Моему Компасу" и музыкальная открытка.

"Вижу тень наискосок,
… берег полоской ила,
Я готов целовать песок
По которому ты ходила…"

Надя улыбнулась. Сквозь перистые облака пробивались первые лучи розового солнца.

В Сакраменто зажигались огни…

Камешки на бархате

Дневник

«Июль, 18. Год 1989.

Всё хорошо. Звонил Яков Алексеевич. Утром выезжаю в Ярославль. Оттуда в село с дивным названием Данилов. Ничего не загадываю, но почти уверен в правоте…».

Бросив ручку, Антон Ильич встал из-за стола, и, пройдясь широким шагом в противоположный угол комнаты, уставился на стену. Губы расплылись в довольной детской улыбке.

«Завтра, завтра». Уже стучали колёса, а сердце им в такт пело дорожный гимн. Настроение пожилого человека было куда лучше, чем вчера, позавчера, и все двадцать лет тому назад. «Неудачник»! Я им покажу: «неудачник». Мужчина принялся трясти кулаком перед лицом воображаемого противника. «У-у, я вам».

Причиной приподнятого настроения явился обычный телефонный звонок. Для всех остальных, ничего не смыслящих, заурядный. Но не для жильца квартиры № 67 дома по Воротниковскому переулку.

– Антон Ильич, – вещал взволнованный голос. – Я её разбил случайно, а она синяя, абсолютно. Вы не отдаёте себе отчёта, Антон Ильич…

На другом конце провода что-то пискнуло, и уверенные интонации, по-женски высоко, заявили " разъединяю".

* * *

За день до описываемых событий, в отдалённой деревушке, что не удостоилась и места на карте лучшего масштаба, произошло то, что, по-праву, может считаться предопределённой случайностью.

Аспирант кафедры геологии редкоземельных металлов Сомов Яков Алексеевич, 27 лет от роду, готовился к отъезду домой. Лето, как и всякое предыдущее, не явилось для него удачным, и собранная коллекция была далеко не той, какой хотелось бы видеть. Ни новых ожидаемых месторождений, ни подтверждения о давно открытых, ровным счётом ничего, что могло привнесть радость, а с нейи оправданные средства экспедиции.

Как часто случается в жизни, в хмурый её период, вдруг возник человек и сказал «поедем», перевернув тем самым день вчерашний.

Татьяна, женщина неопределённого возраста, потерявшая месяц назад корову, вошла потная и загорелая.

– Поедем, геолог?

– Куда? – донеслось из комнаты, напоминающей спальню.

– Туда, куда не ходят поезда. И машины тоже.

Яков Алексеевич взглянул на широкие крестьянские плечи женщины и пожал своими, хрупкими.

– Поедем.

– Ты таких мест не видывал, – заторопилась Татьяна, – ахнешь. Да не бери ты свою лапатку. Не пригодится. Я тебя с Ясыней познакомлю.

Не успел Яков спросить, кто такая эта Ясыня, а колхозница уже шла по ржаному полю, высоко поднимая бронзовые ноги.

Солнце, по родному, освещало синюю полоску горизонта, и ласточки, предвестники погоды, кружили приветливо и беспечно.

Дорога заняла более, чем полдня, но уже к вечеру исходных суток, два совершенно разных человека сидели в покосившейся избушке в компании с третьим. Если бы не длинный тёмный подол старой юбки, Яков Алексеевич усомнился бы в половой принадлежности существа напротив.

– Это и есть Ясыня, – прервав догадку, произнесла Татьяна-крестьянка, делая осторожный глоток.

Старушка затрясла головой, видимо в знак согласия, но пока предпочитала молчать. Разговор между тем продолжался.

– Это особая бабуля. Лесной дух. Сколько люди помнят, всё здесь живёт. Никому не мешает.

– Как же она справляется? – удивился Яков Алексеевич.

– Привыкла. А ну, принесите-ка мешок. Мы тебе по мелочи привезли, – пояснила тут же Татьяна, и, подхватив из рук неумелого мужика поклажу, добавила, – Где здесь погреб? Показывай.

Ярославские леса правда удивительно красивы. Нет, в ни не существует чего-либо из ряда вон выходящего, но кто бывал на границе двух северных областей, где треть земли составляют болота, тот сможет понять и человека, рождённого среди них.

По небу разлился закат, как по блюдечку. Лесная обитательница принялась раскладывать одеяла на остывающей печи.

– Мы что, уже спать?

– Завтра рано подниматься, – отозвалась Татьяна, и, свернувшись клубком, замолчала.

Ясыня была ещё менее многословна, поэтому гость предпочёл перевести взгляд за окно, где последний багровый всплеск погас так, словно кто-то второпях затушил свечу.

Ночью, неожиданно для себя, геолог проснулся.

– Татьяна, – позвал он.

Ни шороха в ответ, ни вздоха.

Яков Алексеевич приподнялся с огромного сундука, прикрытого объёмной периной и всмотрелся. Женщин в доме не было.

Лучина ещё догорала, а гость уже шёл за исчезающими в ветвях силуэтами, храбро шагнув навстречу необъяснимой тревоге. Выросшая луна поглотила остатки шумов и звуков. Тая мерцающим светом, призвала она круговерть вспыхивающих искр, и те, послушные, принялись играть на чёрном сказочном бездонье.