[382] Прежде чем приступить к подробному рассмотрению проблемы, я бы хотел прояснить кое-что относительно понятия бессознательного. Бессознательное – это не просто неведомое; скорее это неведомое психическое, и потому мы определяем его, с одной стороны, как все наши внутренние явления, которые, проникни они в сознание, ничем не будут, по всей вероятности, отличаться от известных психических элементов, а с другой стороны, эти явления следует дополнить психоидной системой, о которой непосредственно ничего не известно. Определяемое таким образом бессознательное предстает как предельно зыбкое состояние: это все, что я знаю, но о чем в настоящее время не думаю; все, что я некогда осознавал, но затем забыл; все, что воспринималось моими органами чувств, но не отмечалось моим сознательным разумом; все, что непроизвольно и не обращая на это внимания, чувствую, о чем думаю, что помню, чего желаю и что делаю; все образы будущего, которые зреют во мне и когда-нибудь всплывут в сознании. Таково содержание бессознательного. Все перечисленное в большей или меньшей степени, так сказать, поддается осознанию или осознавалось когда-то и может в любой момент снова быть осознано. Значит, бессознательное есть «грань сознания», по выражению Уильяма Джеймса[296]. Этот пограничный феномен, порожденный чередованием теней из света и тьмы, охватывает также находки Фрейда, о которых уже говорилось выше. Но, позвольте напомнить, я считаю нужным включить в бессознательное и психоидные функции, которые не поддаются осознанию и о существовании которых мы узнаем лишь косвенно.
[383] Теперь мы подошли к вопросу о том, в каком состоянии находятся психические элементы, когда они пребывают вне связи с сознательным эго? (Эта связь конституирует все то, что может быть названо сознанием.) В соответствии с «бритвой Оккама» – entia praeter necessitatem non sunt multiplicanda (не следует усложнять сущности сверх необходимого) – наиболее осторожный вывод таков: если исключить связь с сознательным эго, ничто не изменяется, когда некий элемент становится бессознательным. По этой причине я отвергаю точку зрения, по которой сиюминутно бессознательные элементы обладают сугубо физиологической природой. Этому нет доказательств, а психология неврозов вдобавок предоставляет убедительные доводы в пользу обратного. Достаточно вспомнить случаи раздвоения личности, automatisme ambulatoire[297] и т. п. Открытия Жане и Фрейда указывают на то, что в бессознательном все продолжает функционировать точно так, как функционирует в сознании. Налицо восприятие, мышление, чувствование, воление, намерение – как если бы присутствовал субъект; в самом деле, нередки случаи – например, упомянутое выше раздвоение личности, – когда второе эго проявляет себя и начинает соперничать с первым. Подобные открытия говорят, казалось бы, о том, что бессознательное фактически является «подсознательным». Но по отдельным фактам – кое-какие из них были известны уже Фрейду – ясно, что состояние бессознательных элементов несколько отличается от сознательного состояния. Например, чувственно заряженные комплексы в бессознательном не изменяются по тому же принципу, по какому они изменяются в сознании. Такие комплексы могут обогащаться ассоциациями, однако они не корректируются, а сохраняются в своей исходной форме, что довольно просто установить благодаря их постоянному и единообразному воздействию на сознательный разум. Сходным образом они приобретают защиту от стороннего вмешательства и принудительный автоматизм, от чего их можно избавить, только переведя в сознание. Последняя процедура справедливо рассматривается как один из важнейших терапевтических факторов. В итоге подобные комплексы – предположительно, пропорционально степени их отчужденности от сознания – вследствие самоусиления архаизируются и мифологизируются, то есть становятся отчасти нуминозными, что явственно отражается в шизофренических диссоциациях. Впрочем, нуминозность лежит полностью за пределами осознанного воления, она ведь вводит субъекта в состояние одержимости, то есть безвольного подчинения.