Ближайшая к Евсевию традиция молчит о завещании. Текст Анонима Валезия испорчен интерполяцией из позднего Орозия: «хорошо устроенное государство передал сыновьям» (Origo 6.35 = Oros. Hist. VII.28.31). Евтропий указывает, что Константин оставил наследниками «трех сыновей и одного племянника» (Brev. X.9.1). С какими титулами и полномочиями – автор не уточняет; скорее, это сообщение является отголоском «схемы 335 года». В середине 350-х гг. Юлиан в своем панегирике Констанцию отмечает, что этот сын «устремился к нему (Константину Великому. – И. М),
когда он был жив и удручен болезнью; когда же он умер, то оказал ему почести» (Orat. I.16 d). Застал ли Констанций отца в живых? Из текста Юлиана следует, что Констанций все-таки прибыл уже после смерти отца. Кто же вызвал Констанция? Юлиан нигде не говорит, что его призвал сам умирающий отец; Евсевий, обстоятельно описывающий последние дни жизни императора, ни словом не упоминает желания императора увидеть сыновей или племянников. Более того, он отмечает, что военные командиры сами избрали гонцов к цезарям «из военных сановников людей, издавна известных верностью и преданностью императору» (Vita Const. IV.68). Можно предположить, что они отправили гонцов к братьям уже прибывшего Констанция, однако в таком случае непонятно, почему он не сделал этого сам? Предположить его враждебное отношение к братьям не представляется возможным в силу того, что он в итоге поделил с ними власть[519]. Значит, гонцы были посланы военными ко всем цезарям либо перед самой смертью Константина, либо в ее момент. Обратим на это внимание. Затем, если Констанций прибыл первым, то он первым имел возможность ознакомиться с завещанием. Внятные свидетельства по этому поводу мы находим у церковных историков. Руфин Аквилейский, церковный историк второй половины IV века, переводчик на латинский и продолжатель Евсевия, передает следующее: «Константин, [написал] сыновьям завещание о наследовании Римского государства. Поскольку в то время Констанций, которому была определена власть над Востоком, не присутствовал [при отце], Константин, как говорят (sic), тайно пригласив пресвитера, которого. рекомендовала ему сестра[520], <.>, передал ему завещание, которое написал, чтобы никому, кроме Констанция, пока тот не прибудет, его не отдавал. <.> Когда же Констанций прибыл, пресвитер передал ему сохраненное завещание» (Hist. Eccl. I.11[521]). Руфин в целом основывается на сообщении своего главного источника информации, Евсевия, о передаче власти сыновьям Константина, однако развивает его на основании невнятных слухов. Пишущие в начале V века Сократ и Созомен[522], однако, повторяют рассказ о пресвитере – арианине уже без всякого сомнения (Soc. Hist. Eccl. II.2; Soz. Hist. Eccl. II.1). Созомен при этом «раскрывает» один из пунктов завещания: «Еще сам Константин при жизни хотел вызвать епископа Афанасия из ссылки и, говорят, выразил это желание даже в своем завещании» (Hist. Eccl. II.2). Итак, в повествовании церковных историков появляется пресвитерарианин, участие которого объясняет возвышение арианской партии в правление Констанция. При этом Созомен – со ссылкой на некие слухи – указывает, что одним из пунктов завещания было возвращение из ссылки противника ариан Афанасия. Передача в руки арианам завещания с требованием вернуть из ссылки их же противника выглядит совершено нелогично. Мы должны сделать вывод, что наши три автора ничего не знали о завещании в действительности, а только дополняли положение Евсевия о передаче власти сыновьям слухами из двух противоборствующих традиций – арианской и антиарианской. Поскольку у нас есть сочинение арианского историографа, Филосторгия[523], обратимся к нему: «.Константин скончался в Никомедии от снадобий, [полученных] от братьев. Ощущая приближение смерти и понимая, что это был коварный замысел, он написал завещание, в котором потребовал отмщения убийцам; а совершить это он велел тому из сыновей, который прибудет первым <.>. Это завещание он отдал Евсевию, [епископу] Никомедии. <.> [Евсевий] вручил бумаги сыну его (т. е. Константина. – И. М.), Констанцию, который опередил прочих [братьев]» (Hist. Eccl. II.16; p. 27–28).