Сохранившийся в ПВЛ рассказ об убийстве Бориса с сюжетной точки зрения представляет достаточно цельное произведение (за исключением библейских цитат), в котором убийцами выступают верные Святополку вышегородцы, тогда как эпизод с варягами, по сути дела, является вторичным дополнением, который, при беспристрастном подходе к нему, имеет больше сюжетного сходства не с рассказом «Пряди» об убийстве Бурицлава, а с летописным рассказом об убийстве Ярополка Святославича, которое было совершено двумя варягами. Очевидно, что для создателей «Пряди», так же как и для древнерусских летописцев, знавших о междоусобии Святославичей в X в., разыгравшаяся летом 1015 г. за право обладания наследством Владимира вооруженная борьба, сопровождавшаяся братоубийствами, ничего экстраординарного не представляла, и лишь позднее в летописной и агиографической традиции ей была придана негативная тенденция. Поэтому в общих чертах можно согласиться с В.М. Живовым, который отметил, что до гибели Бориса и Глеба «братоубийство было естественным способом, с помощью которого решалась проблема передачи власти», но «с появлением культа Бориса и Глеба это решение перестало быть привлекательным для Рюриковичей»[542]
. Но нельзя забывать о том, что при всей «непривлекательности» братоубийства для христианской Руси, здесь, как и в других странах христианской Европы, случались его рецидивы. Что касается вопроса о том, кто именно из сыновей Владимира Святославича мог скрываться под именем «конунга Бурицлава», на самом деле далеко не столь важен, как это представлялось в историографии второй половины XX в.: и Борис, и Святополк в равной степени являлись сводными братьями Ярослава – если кто-то из них действительно мог быть убит варягами Эймунда, это убийство в любом случае должно быть признано братоубийством. Проблема заключается в том, какое значение следует придавать этому факту: отнестись ли к нему объективно, признав неотъемлемой частью политической практики Средневековья, или субъективно, как это сделали создатели Борисоглебского цикла.Династическая борьба в государствах раннесредневековой Европы
Рассмотрев репрезентацию феномена братоубийства в памятниках средневековой скандинавской историографии, обратимся к памятникам средневековой Европы, начав с историографической традиции «варварских королевств» вестготов, бургундов, франков и англосаксов, сложившихся в V–VI вв. на развалинах Западной Римской империи.
В хронике испанского хрониста Идация, епископа Лимикского, написанной в V в., под 453 г., сообщается, что «Торисмунд, король готов, вдохновленными враждою братьями Теодорихом и Фредерихом был умерщвлен; ему в королевстве наследовал Теодорих». Около 466 г. тот же автор пишет, что Теодорих «своим братом Эврихом оказался умерщвлен», и Эврих «таким же злодеянием, как и брат, наследовал в королевстве»[543]
. Аквитанский хронист V в. Проспер Тирон раскрывает политическую подоплеку событий, сообщая, что «у готов, располагавшихся в галльских [землях], между сыновьями короля Теодориха, из которых Торисмунд, старший по рождению, сделался наследником отца, уже на третий год его правления начались распри, и когда этот король стал совершать то, что и миру с римлянами, и спокойствию у готов противоречило, то своими братьями, которым вредными распоряжениями постоянно угрожал, он был убит»[544]. Информацию о Торисмунде и Теодорихе как жертвах братоубийства подтверждает один из авторов «Галльской хроники», составленной на рубеже V–VI вв.[545] (позднее ее дублирует франкский хронист VI в. Марий Авеншский)[546]. Эта версия же событий изложена в «Истории готов», принадлежащей перу архиепископа Севильского Исидора (560–634), где под 452 г. (490 год испанской эры) сообщается, что «Торисмунд, сын Теодорида, возведенный на королевство, царствовал один год. После того как он победил гуннов и в то же время траурными началами заложил основы собственного своего правления, и потом вредоносную вражду стал вдохновлять и многое совершать с высокомерием, то братьями Теодерихом и Фригдарихом был убит». По словам Исидора, «Эйрих таким же преступлением, как и брат, наследовал в королевстве и правил 17 лет». Далее Исидор еще раз обращает внимание на тот факт, что Эйрих возвысился до этой почести преступлением и подчеркивает, что он умер своей смертью[547], по всей видимости, наступившей в 484 г.