«Единственный, кого я не терпел, это мой старший кузен Густав Адольф, прозванный Эдмундом. Лишь по прошествии многих лет я разглядел и научился понимать человека за ворохом комплексов неполноценности и перестраховок, таившихся под сдержанной и подтянутой манерой поведения и созданных равнодушными и суровыми воспитателями. Эдмунд просто-напросто страдал сильнейшей легастенией, небольшим физическим изъяном, осложняющим жизнь многим членам семейства Бернадот. Теперь путем упражнений можно более или менее успешно избавиться от этого неприятного дефекта. Однако в те времена знали о легастении немного, а трудности с приготовлением уроков и правописанием относили за счет лени, строптивости, небрежности и ограниченности, и мне ли не знать, как сильно мучили беднягу Эдмунда. Это заставило его обратить главный интерес в область физической культуры, спорта и охоты, чтобы там добиться таких успехов и уверенности в себе, каких он лишен в других сферах… А вот с Сигвардом можно было здорово повеселиться».
Итак, по причине своей манеры поведения принц Густав Адольф был непопулярен во многих кругах, фотографировался с ведущими нацистами и их приспешниками со свастикой на рукаве, имел в Германии родственников-нацистов. А сам он был нацистом?
Вероятно, нет. Вполне достаточно констатировать, что в этой стране люди считаются невиновными, пока их вина не доказана — как в юридическом, так и в моральном плане. В нацистских организациях принц не состоял, публичных высказываний пронацистского характера, пожалуй, не делал. На самом деле организованные нацисты составляли в Швеции очень малочисленную и незначительную группу, которую большинство шведского народа считало смехотворной, пока не открылась правда о злодеяниях германского нацизма и на шведских сторонников Гитлера тоже стали смотреть с отвращением. На выборах 1936 года шведские нацисты добились своих лучших результатов — получили в общей сложности 20 000 голосов, любопытствующие могут подсчитать, сколько промилле населения (оно насчитывало ок. 6 млн) это составило. В риксдаг они, само собой, не прошли. Коммунисты с их куда более многочисленной партией, фракцией в риксдаге и еще большей лояльностью по отношению к сталинской диктатуре, уничтожившей еще больше невинных людей, чем гитлеризм, представляли собой значительно большую опасность для мира и демократии в нашей стране.
Словом, нацисты в Швеции преимущественно были маловажными (и отвратительными) белыми воронами, хотя отдельные нацистские симпатизанты занимали высокие посты. Традиционная симпатия к немцам у части офицерского корпуса усиливалась восхищением перед германскими военными операциями, которые, кстати говоря, тем более примечательны, что, собственно, в основном осуществлялись подготовленными на скорую руку военными дилетантами; к тому же они тогда больше поддерживали Германию в борьбе против Советского Союза, чем в борьбе против западных держав. Разыскивая отзывы о взглядах наследного принца, можно обратиться к на редкость откровенному интервью — ни много ни мало с его женой, но мы еще займемся этим ниже. В высокопоставленных кругах касательно гитлеровской Германии бытовали иллюзии, во многом сходные с иллюзиями левых касательно сталинского СССР.
Позднейшие сильные преувеличения насчет значимости шведских нацистов зачастую преследуют, между прочим, осознанную или неосознанную цель отвлечь внимание от приверженности компартии и ее симпатизантов к отвратительному массовому убийце Сталину. Вплоть до горбачевской перестройки очень большая часть шведского народа с трудом принимала ныне общепризнанную правду, что Сталин столь же омерзителен, сколь и Гитлер, и уничтожил еще больше людей.
С учетом этого нужно рассматривать и сведения о «пронацистских симпатиях» Густава Адольфа.
В большой статье «Принц Густав Адольф и нацизм», которая в январе 1994 года заняла целый разворот в культурном разделе «Афтонбладет», Аннетта Кулленберг[104]
— а это не кто-нибудь, но председатель Клуба публицистов, — писала, что в телепрограмме, приуроченной к выставке памяти Густава Адольфа, король Карл XVI Густав нарисовал однобокий портрет своего отца. Вообще-то вполне логично, что у сына остается однобокое представление об отце, умершем, когда ребенку не исполнилось и года. Из статьи совершенно ясно, что в Швеции избегали темы Густава Адольфа, в свое время стоило большого труда даже составить книгу воспоминаний, которая в конце концов все-таки появилась.