Единственной колонией, избежавшей этого сценария, были острова Сан-Томе и Принсипи. Расположенные на расстоянии 300 километров от побережья, эти острова слишком малы, и укрыться партизанам там было негде – в их лесах нет подлеска, все просматривается. Да и населения на Сан-Томе в то время было тысяч 90, а на Принсипи – и вовсе пять (иными словами, все население можно было посадить на трибуны стадиона им. Ленина в Лужниках, и еще осталось бы немного места). А вот войска на острова перебросить в случае чего было не проблемой. Португальцы построили на Сан-Томе превосходный аэродром (он использовался как аэродром подскока20
во время войны за Биафру21).Движение за независимость там, тем не менее, имелось. Только все его руководство находилось в соседнем Габоне, откуда боролось за независимость политическими средствами. В 1975 году Сан-Томе и Принсипи последними из португальских колоний получили независимость. Руководство Движения перебралось на острова и приступило к обустройству политической жизни. Габонцы открыли с Сан-Томе регулярное авиасообщение. Два раза в неделю на Сан-Томе летала на «Фоккерах-28» компания «Эр-Габон».
В Москве решили, что с Сан-Томе надо установить дипломатические отношения. Поручение сделать это дали нашему посольству. Собственно, мы и присматривали за Сан-Томе, контакты с руководством Движения у нас были, и я даже делал аннотации их программных документов (португальского я не учил, но на основе испанского и французского понять содержание был способен).
Приключения начались уже в аэропорту Либревиля. Для начала рейс задержали по причине того, что второй пилот оказался пьян, а найти ему замену никак не могли. Этим же рейсом летел посол Южной Кореи. Он вдруг очень возбудился и стал предлагать свои услуги. Он-де бывший военный летчик и готов заменить второго пилота. Слава Богу, ему вежливо отказали. Тем временем замена нашлась, и мы, наконец, вылетели.
По прилете нам предложили разместиться в гостинице в городе. Посол, однако, закапризничал – нет кондиционера, жарко. Тогда нас отвезли в гостиницу в горах – пока ехали, окончательно стемнело. Там тоже не было кондиционера, но нас заверили, что он и не нужен. И правда, ночью пришлось вставать и искать одеяло – было очень прохладно. Наутро я прогулялся по окрестностям, где впервые увидел, как растут кофе и какао, а также сахарный тростник; нашел небольшой водопад, рядом с которым было просто зверски холодно. А еще рядом с гостиницей рос виноград. Это в тропической Африке! Позже выяснилось, что в горах растет кустарник, дающий ягоды, похожие на малину или на уральскую куманику. Потом нам устроили поездку по острову, и я окончательно убедился, что это рай земной. Красота невероятная! До сих пор стоит в глазах бухта Морро Каррегаду с водой невероятного лазоревого цвета. Там от берега сразу 40 метров глубины, а вода совершенно прозрачная. Потому и цвет такой.
Пока же мы должны были оформить установление дипотношений. Нас принял президент Пинту да Кошта, посол и да Кошта подписали на этот предмет совместное коммюнике. Под это дело новоиспеченный президент выставил портвейн из подвалов свергнутого португальского генерал-губернатора. Ох, была у того губа не дура! Такого портвейна я больше нигде и никогда не пробовал. Закусывали жаккой22
и каким-то неизвестным мне фруктом, похожим на огурец; внутри него обнаружилась, однако, здоровенная косточка, а сам фрукт оказался довольно горьким. После третьего бокала посол начал на меня грозно поглядывать, и пришлось отказаться от продолжения банкета.Через некоторое время мы еще раз слетали на Сан-Томе. Однако вскорости Москва решила, что заниматься отношениями с Сан-Томе нашему посольству не с руки. Нас было слишком мало, да и проблема с отсутствием оперативной связи оставалась нерешенной. Сан-Томе пошло по рукам – сначала его отдали посольству в Луанде, но в Анголе бушевала гражданская война, и им было не до Сан-Томе. Тогда заниматься островами поручили Браззавилю. Для работы по Сан-Томе в Браззавиль командировали первого секретаря Олега Агранянца. Я очень удивился, встретив его в Браззе – мы были знакомы, хотя и неблизко, по Алжиру. Его жена Лариса работала в консотделе, когда я там был на стажировке.
Агранянц стал постоянным гостем в Либревиле на пути туда и оттуда. Помогать ему было моей задачей, и я делал это с удовольствием. У нас сложились вполне дружеские отношения. Олег всегда был саркастичен и советскую власть регулярно поругивал. Да кто же из советских интеллигентов этого не делал! Но десятью годами позже я не поверил своим ушам, когда мне сказали, что Агранянц в Тунисе перебежал к американцам23
.