Дипломатия и дипломаты. Из истории международных отношений стран Запада и России

Отъезд Михайловского за границу, вероятно, заставил Коростовца задуматься и о собственной судьбе. При всей бурной деятельности, развитой им в Министерстве, он прекрасно понимал, что его служба в украинском МИДе скоро закончится, т. к. режим гетмана дышал на ладан. Германофильские настроения, существовавшие у части украинского общества, на чём держался Скоропадский, начинали выдыхаться. Единый антибольшевистский фронт с русскими белогвардейцами не мог быть создан, т. к. украинцев отпугивал их лозунг возрождения «единой и неделимой» России[379]. В этой ситуации крепли позиции местных большевиков, которые призывали к совершению на Украине социалистической революции по примеру Петрограда. Дипломат, как опытный политик, понял, что и ему придётся бежать за границу, спасать свою семью. Второй его брак с француженкой Пири был во всех отношениях счастливым, что, однако, не мешало Коростовцу время от времени заводить на стороне романтические связи. Недаром его коллега по дипломатической работе в центральном аппарате МИД и в Монголии Г.А. Казаков говорил о Коростовце как «о человеке умном, но себялюбивом, у которого себялюбие сопровождалось путаницей в делах на романтической или иной почве»[380]. Далее началась его «кочевая жизнь» в Европе. Михайловский пишет о том, что в Лондоне он увидел семилетнего сына Коростовца Якова (Иакова), которого он называет плодом когда-то нашумевшего в дипломатическом мире романтического союза. «Но сколько шума ни наделала эта разыгравшаяся перед войной пикантная история, война отодвинула на задний план и многое гораздо более невинное», – добавляет мемуарист[381].

Итак, в 1920 г. Михайловский и Коростовец вновь встретились в Лондоне. Коростовец жил тогда в небольшом, типично английском коттедже, окружённый комфортом и спокойствием. «Он нисколько не походил на суетливого и озабоченного дипломата, каким я в последний раз видел его у Скоропадского в Киеве. Коростовец был весьма приветлив и вспоминал свои пессимистические прогнозы в начале Февральской революции, которые теперь, увы, сбывались»[382].

Они говорили о России, о революции, о союзниках. Коростовец спрашивал у Михайловского, согласен ли он с мнением Нольде, что революция в России продлится ещё не меньше десяти лет. Нольде говорил, что русские люди, попавшие за границу, должны на долгое время забыть о родине и приспособиться к эмигрантскому существованию. Сам Коростовец, основываясь на своём опыте дипломатической работы в Китае и Персии, полагал, что Нольде прав. Ни русские белогвардейцы, ни западные союзники, по его мнению, неспособны были быстро разгромить большевиков. Белогвардейский лагерь раздирается внутренними противоречиями. Союзники в настоящий момент больше всего думают о разделе России на сферы влияния. Поэтому представления Коростовца о будущем были очень мрачными, он не верил в искренность «союзнических чувств»[383].

Но при этом Михайловский добавляет, что не мог забыть деятельности Коростовца в Киеве. Он отмечал, что «так рисовал себе мрачную картину раздела России её бывшими союзниками Коростовец, сам принимавший участие в «пробном разделе» на Украине во времена Скоропадского, когда он стремился заменить немецкую оккупацию союзнической»[384].

Иван Яковлевич в этом разговоре живо интересовался деятельностью «белой дипломатии», высказывал резко отрицательное отношение к бывшему министру иностранных дел Сазонову, который в своё время удалил его со службы. О нём он говорил так: «человек избитых трафаретов и совершенно растерялся в теперешнем положении»[385]. Но сам Коростовец не желал участвовать в борьбе с советской властью. Он перешёл на положение частного лица, хотя и поддерживал связи с английским Министерством иностранных дел. Чиновники Форин Офиса даже «советовались с ним по персидским и китайским делам».

По словам Михайловского, Сазонов упал бы в обморок, если бы узнал, что английский МИД перерывает свои архивы времён Петра Великого и вырабатывает новую политику в балтийском вопросе по старым образцам, чтобы окончательно отрезать Россию от Балтийского моря. Михайловский узнал об этом от Коростовца, который так прокомментировал это сообщение: «Я им в глаза смеюсь по поводу этих планов, и что они и не заметят, как исчезнут Балтийские государства, и что они только теряют время на подобные пустяки»[386]. Такое неожиданное заявление царского дипломата говорит как о его осведомлённости в политике английских властей по отношению к странам Восточной Европы, так и о противоречиях в его взглядах по вопросу о разделе России. Но и здесь он оказался провидцем. Не прошло и двадцати лет, как СССР поглотил мелкие прибалтийские государства.

Вернёмся в 1920 год. Как сообщает мемуарист, Коростовец, «…который служил в каком-то частном предприятии в Лондоне… через год во время эвакуации Крыма уехал по поручению одного крупного коммерческого английского общества на Дальний Восток»[387].