Дипломная работа

Диссонансом отрешённому, едва ли не монашескому виду мужчины, смотрелся пулемёт «Мадсена» на сошках, и винтовка незнакомой системы с оптическим прицелом.

– Э… кофэ, пожалуй! Здравствуйте, – несколько растерянно отозвался Ксандров, удивлённый столь специфическим приёмом.

– Да-да… – отмахнулся лихорадящий смотритель, не выпуская из подрагивающих рук жестяную кружку, – вон кофейник и всё, что нему полагается… не стесняйтесь!

– Вы уж извините, – после паузы сказал железнодорожный служащий, – малярия проклятая!

Он сказал это так, будто малярия всё объясняла, и Владимир Николаевич решил сделать вид, будто всё понял. Кивнув, он потрогал стоящий на спиртовке кофейник, и найдя его достаточно горячим, налил кофе в кружку сомнительной чистоты, которую стоило бы если не помыть, то хотя бы протереть…

… но проклятая интеллигентская рефлексия вылезает иногда не вовремя! Неудобно ведь!

– Дмитрий… – будто продолжая давний разговор, сказал смотритель, и Ксандров не сразу понял.

– Владимир, ээ… Николаевич, но можно просто Владимир, – отозвался он, сделав шаг к собеседнику.

– … руки, уж простите, не подаю, – безмятежно продолжил тот, – чесотку какую-то подхватил, и не знаю пока, заразно, иль нет.

– Да-да… разумеется, – лектор почувствовал себя неловко, и на плоской бетонной крыше воцарилось молчание.

– А вот и за вами приехали, – равнодушно сказал Дмитрий несколько минут спустя, подрагивающими руками прикуривая трубку, – ступайте.

Попрощавшись, и получив в ответ только вялый взмах рукой, Ксандров сбежал вниз, и подхватив багаж, вышел к повозке. Крепкая, с высокими бортами и полотняным тентом, натянутым на дуги, она выглядела ожившей иллюстрацией приключенческого романа.

– Студент? – спрыгнув с козел, с прищуром поинтересовался худощавый бородач в широкополой шляпе, и тут же протянул сухую мозолистую руку, – Как же, как же… давно ждём! Никифор Ильич, Лукин моё фамилиё. А ты, стал быть…

– Ксандров Владимир Николаевич, – не без облегчения представился лектор. После странноватого общения со смотрителем, более похожим не на человека, а Безумного Шляпника, обычный разговор воспринимается едва ли не в удовольствие.

Хотя и немного жаль, что ушло очарование момента, всё ж таки герои приключенческих книг должны разговаривать иначе… ведь так? Даже кобура с револьвером, висящая на правом боку Лукина, и тесак слева, не слишком спасали положение. Мужик никак не тянет на героя, и даже оружие выглядит буднично и совершенно не романтично, как метла в руках дворника.

– А эт… – Лукин оглянулся, – Прошка! Прошка, подь сюды!

– Вот… – подхватив мальчишку лет двенадцати за плечо, он поставил его перед собой, – старшенький мой!

В голосе его звучала суровая нежность кондового русского мужика, не жалеющего для отпрыска ни отцовской любви, ни вожжей.

– Хм… очень приятно, – серьёзно сказал лектор, обмениваясь рукопожатием. Прошка, жилистый белобрысый мальчишка с оттопыренными ушами, глядел с вежливым прищуром и безо всякого пиетета, положенного перед человеком куда как более взрослым.

– Митрий тама как? – без перехода поинтересовался Никифор Ильич, сбивая с мыслей.

– Малярия, – неопределённо ответил студент.

– Ети ж… – крестьянин в досаде взъерошил бороду, – и как? А хотя о чём я… погодь!

Подхватив с повозки винтовку «Маузера», он зашёл в здание, зажёвывая на ходу ус и бурча под нос что-то невнятное и расстроенное.

– Ну и каково здесь? – чувствуя молчание за неловкость, поинтересовался студент у Прохора.

– Нормально, – чуть пожав плечами, ответил мальчик, и прочертил по земле черту носком грубого ботинка, заступая путь огромной многоножке, окрашенной так ядовито и ярко, как это только вообще возможно.

Наступила неловкая пауза, мучительная обоим несостоявшимся собеседникам, и возвращение Никифора Ильича оба восприняли с нескрываемым облечением.

– Побудешь пока здеся, с Митрием, – постановил глава семейства, пристально глядя на сына, – а я к ихним заеду и скажу, пусть поменяют чилавека.

– Но смотри! – он погрозил пальцем сыну, – Без глупостев штоб!

– Агась! – подхватившись, Прошка нырнул в крытую повозку и завозился. Минуту спустя он выскочил с винтовкой и патронташем, и кивнув отцу, побежал к зданию полустанка.

– «Как с вилами на баз[22]!» – пришла странная ассоциация Ксандрову, и снова – ну ничего героического!

– «А может, так и надо? – подумал он, – Настоящие герои и должны выглядеть вот так, буднично и порой некрасиво? Это потом уже их распишут яркими красками…»

– … из пулемёта могёшь? – прервал его размышления Никифор Ильич.

– Харьковский технологический, – пожал плечами студент, чувствуя неловкость (в который раз!), – будущий инженер как-никак!

– Инженер, эт хорошо… – кивнул ничуть не впечатлённый мужик, – а с пулемётом-то могёшь? Не собрать-разобрать, а стрелять? По людя́м?

– Могу, – суховато ответил Ксандров, не желая вдаваться в подробности своего участия в Летнем восстании.

– Ну и ладно, – Лукин, в отличии от студента, не чувствует ни малейшей неловкости, – тогда полезай в кузов, там «Мадсен».