Дипломная работа

Даже в безоблачный полдень в подлеске царит вечный полумрак, а пробивающийся свет отливает золотом и зеленью, преломляясь причудливо в густой листве. В солнечных лучах видны мелкие насекомые, искрящиеся на свету пылинками драгоценных камней.

Меж стволов гигантов стелется кустарник, тянутся ввысь тощие деревца, отчаянно рвущиеся к солнцу. Улавливая трепетными листочками любую искорку света, опоясанные лианами, тянущими из них жизненные соки, деревца эти производят впечатление самое жалкое и болезненное.

Голые стволы с немногими ветвями, и на конце облезлый, небрежно собранный разлохматившийся пук веток с листвой. Однако стоит только рухнуть после очередного урагана одному из гигантов, подточенному жучками, и тощие эти уродцы, расталкивая собратьев, расцветают в считанные годы.

Внизу прелая листва вперемешку с давно сгнившей древесиной, источенной временем и насекомыми. Рельеф поверхности причудливый и коварный, изобилующий естественными ловушками.

Покрытый мхом валун может оказаться подгнившим стволом дерева, а ровная поверхность таить под собой яму, прикрытую переплетением полусгнивших ветвей и тонких корней. Даже сторожкие дикие звери попадают порой в ловушки, ломая конечности и становясь поживой обитателей подлеска.

Жизнь внизу кипит беспрестанно, не прерываясь ни на секунду, но что это за жизнь?! Всё больше гигантские слизняки и мокрицы, пауки, бесчисленные муравьи, укус которых по болезненности может соперничать с ожогом от папиросы, да мелкие земноводные и пресмыкающиеся.

Яркие, порой будто собранные из полудрагоценных камней, скользят меж ветвей змеи, ощупывая воздух раздвоенным языком. Бросок… и рептилия начинает заглатывать ещё трепыхающуюся жертву.

Редко когда мелькнёт обезьяна, спешащая убраться с дороги, ворохнётся в кустах мелкий хищник, скалящий зубы при виде нарушителей его охотничьих угодий. Попадается иногда стадо бородавочников, да зарастающая на глазах просека, проложенная через заросли стадом слонов.

Воздух тяжёлый, застоявшийся, влажный, заполненный дурманящими, густыми ароматами тропического леса. Запахи преющей листвы и сгнившей древесины самым причудливым образом мешаются с цветущими растениями, и получившийся коктейль тяжело бьёт в голову.

В воздухе роятся насекомые, от мелкой мошки до крупных москитов с необыкновенно болезненным укусом, ощущающимся порой неделями. Они лезут в глаза, в ноздри, в уши, в складки одежды, и досаждают необыкновенно.

В каждое время дня свои насекомые. Одни выходят на охоту ранним утром, другие пируют днём, третьи охотятся по ночам.

Есть деление и территориальное. В густых кустарниках роится мошка́, сдуваемая малейшим ветерком. На открытых пространствах это уверенные в себе, солидные насекомые, легко прокусывающие или прогрызающие одежду путешественников.

Нет, никак не рай… но и не «Зелёный ад», красочно описываемый некоторыми путешественниками!

Стоит только обжиться в этих краях, и мошка́ с москитами не накидывается с былым остервенением, да и укусы их ощущаются не столь болезненными. Пауки размером с ладонь и огромные мокрицы перестают нервировать, а палочниками забавляются детишки, пугающиеся их не больше, чем боятся в России кузнечиков и стрекоз крестьянские дети.

Малярия, ядовитые гады и насекомые…

… но климат позволяет выращивать несколько урожаев год. Палку ткни, вырастет! Ваниль, корицы, гвоздика, хлопок, табак и практически всё, что только можно вообразить, укореняется моментально, идя в рост.

По мнению поселенцев, это искупает все недостатки. Земля и воля! Наверное, это и есть Родина… или нет?

Серафим поднял руку, и не оглядываясь, отсемафорил отделению, распределяя позиции. Сзади зашуршали, послышался сдавленный матерок…

… и справный мужик из Сенцово скривился, как от зубной боли. Выросший близ леса, он искренне не понимает, как можно не уметь ходить по лесу? А то, что лес африканский, эт дело десятое… привыкнуть чуть к местной гадоте и влажному климату несложно. По его, Серафима, мнению…

Обернувшись, он смерил виновника взглядом, пройдясь от криво сидящей на голове кожаной широкополой шляпы, до истрёпанных штанов грубого сукна, заправленных в сапоги. Росточку Серафим среднего, и не так, чтобы очень уж плечист, хотя и жилист.

Однако же испытания и война закалили его наилучшим образом, и встречаться с его колючим взглядом было решительно неприятно. Этот – могёт…

Мужики под его началом тёртые, бывалые, не раз глядевшие Смерти в лицо. Но пластун, повоевавший под началом дяди Гиляя, и не раз ходивший по английским тылам, это совсем другой коленкор!

Устраивать разнос он не стал, зная поперечный характер подчинённого насквозь. Качнёшь етак головой, и всё – сам себя поедом заест! А выговорить ежели, так ажно распирает Ваньшу поперешничать! И сам ведь всё понимает, ан поделать ничего не может – в детстве, сам говорит, недопороли.