Дипломная работа

Трагедию отчасти оправдывали «эксцессом исполнителя», неудачами госаппарата, доставшегося от отца и даже происками врагов России – как внешними, так и внутренними. Несколько лет спустя стало ясно, что «добросемейственность» Николая Второго и «лучистые глаза святого», цепляющие за душу (преимущественно немолодых, пожёванных жизнью девушек), не делали из него ни хоть сколько-нибудь пригодного монарха, ни даже – человека. Самые закоренелые монархисты, считающие царскую власть важнейшей составляющей самого существования России, всё чаще поговаривали о замене царя, а может быть…

… и династии.

– Многие решения, имеющие государственное значение, продолжил Постников, – дают основания подозревать то ли полное безразличие императора к собственному правлению, то ли наличие проблемы с умственным развитием[74].

– Страшно, господа, – мрачно сказал Анучин, и все заговорили разом, обсуждая цензуру, «Священную дружину», молодчиков из черносотенных отрядов и карателей. Решительно непонятно, как в таких условиях жить и работать!

– … Его Величество царствует, но не правит, – рубил воздух трёхпалой ладонью бывший кирасирский поручик, а ныне один из ведущих репортёров газеты, – и это не новость! Самое страшное, что у России нет правителя, хотя бы и коллективного! Есть страшная химера бюрократии, слившаяся в противоестественном экстазе с химерой Дома Романовых! Коллективный уровень интеллекта этих тварей есть интеллект глупейшего из коллектива, поделенный на число его членов!

– Да! Да! – вздёрнув бородку, воинственно кивал Амвросий Ильич, оглядываясь на Анучина, – Как метко! Химеры эти, как существа донельзя примитивные и в тоже время живучие, как это свойственно простейшим организмам, могут только жрать и размножаться!

– … интрига одного из Великих Князей, – вещал Скалон, – готовых растащить Россию на куски, лишь бы получить один из кусков оной в своё безраздельное пользование! Хоть огрызок от Руси, а только бы их собственный, неотъемлемый!

Дверь с грохотом распахнулась, и спорщики развернулись резко, в глазах у них метнулся испуг… а кого и яростная злость!

– В номер! – показавшись в дверях, вытолкнул из себя запыхавшийся вусмерть репортёр, пробежавший, судя по его изнеможденному виду, не иначе как марафон, – Великого Князя…

Согнувшись и оперевшись на дверной косяк, худощавый мужчина выталкивал из себя слова.

– … Александра Михайловича… взорвали!

С женой!

– Партия социалистов-революционеров[75], - чуть отдышавшись, продолжил он, промокая вспотевшее лицо давно уже мокрым платком, – решила громко заявить о своём основании. Акция! Совместно с Союзом борьбы за освобождение рабочего класса[76]!

– Да! – спохватился он, срывая с шеи дешёвый «детективный» фотоаппарат от «Кодак», – Срочно на проявку! Успел заснять, но за качество кадров не ручаюсь, сами понимаете!

Фотоаппарат забрали, вручив дежурившему за дверью мальчику, тут же умчавшемуся прочь, а репортёру вручили стакан воды, налив из стоящего на столе хрустального графина.

– Не успел я явиться на аэродром, – залпом выпив воду, возбуждённо продолжил Ксаверий Эдуардович, обмахиваясь измятой шляпой.

– Ну вы помните!? – обратился он к Посникову, повернувшись всем корпусом.

– Да-да, – закивал тот, – как же! Перелёт Великого Князя с супругой из Петербурга в Москву! Ну же, голубчик… не томите!

– Да-с… простите, – смутился Ксаверий Эдуардович, нервно поправив козлиную бородку, – Едва успел взять интервью у начальника аэродрома и сделать несколько кадров летадлы, пилотируемой самим Великим Князем Александром Михайловичем, как аппарат приземлился и… как это говориться? Скапотировал! Как выяснилось позднее, революционеры, проникшие в аэродромную обслугу, попросту натянули проволоку, представляете?!

Мужчина возбуждённо выпучил глаза, состроив гримасу, которую в иных условиях сочли бы довольно-таки уморительной.

– Стрельба! – он возбуждённо махнул руками, – Из пулемёта… «Мадсена», если не ошибаюсь. Тра-та-та! Одна обойма, вторая! Революционеры! Охрана! Пули повсюду! В стационарную камеру две пули, а Лев Исаакович, наш фотограф, ранен!

– Легко, – поспешил успокоить встревожившихся коллег Ксаверий Эдуардович, – в ляжку на излёте! Хорошо, у меня «Кодак» был… привычка, знаете ли, подстраховываться! Качество, конечно, похуже, но оправдалось. А вы говорили…

– Ксаверий Эдуардович! – воскликнул Посников, пристукнув ладонью по столу.

– Да-да, простите, – смутился репортёр, – Нервы-с… да и после боя, признаться, тяпнул изрядно. Охрану перестреляли и бомбами, бомбами! А главные их мне потом интервью дали и для фотокарточек позировали! Как же…

Он закопался в карманах тужурки.

– Савинков[77] от «Союза Борьбы»…

– …и Гершуни[78] от ПСР, – прочитал он, – такие, знаете ли… авантажные господа!

– Или товарищи? – засомневался Ксаверий Эдуардович.

– Гершуни! – задравши руки к небу, простонал Василий Фёдорович, немолодой худощавый мужчина из выкрестов, – Ну почему?! Погромы только прекратились, и такая громкая провокация!