Дипломная работа

— С ума сошёл!? — возмутился Бляйшман, обжигая его взглядом, — Ещё вырвет на нервах!

— А…

— Б… — передразнил дядя Фима, сунув мне кусок коры, — пожуй-ка! Йохимбе, хорошая штука!

Морщась от неприятного вкуса, старательно изображаю козла, слушая выступающих. Наши, африканеры, жиды, французы и Бог весть, кто ещё.

По-русски говорят, на африкаанс… благо, его с пятого на десятое все понимают. Франки и германцы с переводчиками, и порой смешно выходит…

" — Хорошая кора, надо будет у дяди Фимы поинтересоваться, да глядишь, в партнёрство войти!"

… особенно когда сперва с надрывом толкает речь оратор, рубя воздух жестами, а вслед за ним, а то и перебивая — переводчик. Кажется, что они друг с дружкой на трибуне дебаты затеяли… х-хе!

— Силён! — подошедший дядя Гиляй, пряча фляжку во внутренний карман, хлопнул меня по плечу, обдав запахом арманьяка, — А я тут, до речи ещё твоей, в толпе прошёлся… вы знали, што в Кантонах просто Новгородов и с разными приставками почти два десятка?

— Эко… — удивился я, сплёвывая вязкую горьковатую слюну на вытоптанную до корней траву, — так-то слышал, што не один, но штоб столько?

— Антон Палыч, Антон Палыч! — извинившись перед дядей Гиляем одними глазами, пробиваюсь через редкую толпу к именитому писателю. Интересности от Владимира Алексеевича я и потом успею — благо, живём все по соседству. А вот Чехова ловить нужно, а то опять в вельд сорвётся!

Одни только рассказы да повести в газетах появляются, а это хоть и…

… интересно, но не хватает живого общения с человеком, да и планы на него — ого-го!

— Егор Кузьмич, — он пожал мне руку и снова переложил тросточку в правую.

— Ну мы договаривались, Антон Палыч… — мне становится неудобно, — просто Егор!

— Э, нет! — Чехов весел, бодр, слегка нетрезв, бронзов от загара и жизни в саванне, — Только не сегодня! Сегодня ты Егор Кузьмич, и никак иначе!

— А знаешь… — сменил он тему разговора, — помог ведь твой совет! Отживел, как в народе говорят!

— Ой, как здорово! — искрюсь радостью и улыбкой, — Слу-ушай… Антон Палыч, а у меня ведь на тебя большие планы!

— Университет? — он тросточкой приподнял шляпу и изогнул весело бровь, не обидно посмеиваясь над моим щенячьим энтузиазмом.

— Как ты… а, ну да! Хм… кафедра русской литературы, а?! И всё… — выделяю голосом, — вот прямо всё по своему разумению устроить можешь!

— Хм… — Чехов задумчиво качнулся на носках, и констатировал не без нотки сожаления в голосе, — не выйдет. Образование у меня не профильное…

— Это как раз ерунда! — хватаю его за руку, готовый уговаривать, ибо Чехов… ну Чехов же! Если не он, то кто?!

— … да и сыровато в Кантонах для меня. Боюсь, как бы ухудшение не началась.

— А… ну да, тогда лучше не надо! — сникаю я, и тут же нахожу плюсы, — Ну и так хорошо! Жив, относительно здоров… это ж сколько ещё написать успеешь!

— И это тоже… — Чехов выцепил глазами очаровательную женщину лет тридцати, продефилировавшую в нескольких метрах от нас, и…

… глазками в Антон Палыча, как из корабельных орудий главного калибра!

— Да иди уже, — смеюсь, — и это тоже, да! Успеешь! Теперь — всё успеешь!

Хмыкнув, отсалютовав мысленно Чехову, и порадовался, что сценическая оратория уже закончилась, и не нужно снова подниматься, представляя очередного оратора. И…

… забавно, но только сейчас обратил внимание, что не было никаких пригласительных и фэйс-контроля, а сегрегация — вот она!

Те, которые "право имеют", на пятачке вокруг сцены, прочие — в отдалении. Само так получилось, вот ей-ей! Нет никакого разделения на "чистую" и "нечистую" публику, а поди ж ты… безо всяких городовых поделились.

— Егор Кузьмич! Егор Кузьмич! — окликнул меня кто-то запыхавшийся.

— Александр Никитич! Вальцуев, верно? — жму руку студенту.

— Вы… помните? — вид ошарашенный и взъерошенный, как у не ко времени разбуженного филина. Луп-луп глазами… и голову набок, давно не стриженную.

— До старческой деменции далеко, — искренне удивляюсь вопросу.

— А… ну да, — он справляется с волнением, — мы с товарищами…

Судорожное движение подбородком куда-то в сторону, не отпуская моей руки.

— … попали под каток репрессивного аппарата, и… вот, волчий билет, и…

— Ага, ага… и много вас? — оглядывая подтянувшихся товарищей, изрядно потрёпанных и выглядящих неважнецки.

— Пятеро, — он зачем-то оглядывается на друзей, отпуская наконец мою руку, — а вообще двадцать два человека бывших студентов прибыло.

— Только, — смущается Александр Никитич, — не могу ручаться за всех. Полагаю, не все наши товарищи готовы… хм, вновь стать студентами.

— Не страшно, — смахиваю его смущение улыбкой, — нам образованные люди край как нужны! А учиться можно будет и без отрыва от работы! Вам есть где остановиться?

Остановиться было негде, равно как и не на что…

— Не страшно! Остановитесь у меня…

— Право слово, Егор Кузьмич… — начал было Вальцуев.

— Не стесните, — перебил я, — и да — вполне удобно! Пустующих комнат у меня полно, еда здесь дёшева необыкновенно, так што в тягость не будете! Заодно и расскажете новости московские.

— Вы, кажется, по части естественных наук, — перескакиваю с темы, сбивая неуместное смущение, — так?