Директива Джэнсона

– Это я сотворил тебя, и ничто этого не изменит. Признай правду. Признай, кто ты такой. И как только это произойдет, все станет совсем по-другому. Кошмары прекратятся, Пол. Жизнь станет гораздо проще. Поверь мне. Я всегда сплю спокойно. Только представь себе, Пол, – разве это не подарок?

Сделав глубокий вдох, Джэнсон вдруг поймал себя на том, что к нему вернулось отчетливое зрение.

– Мне это не нужно.

– Что? Ты не хочешь оставить кошмары позади? Ты лжешь, лейтенант, пытаешься обмануть самого себя.

– Я не твой лейтенант. И свои кошмары я не променяю ни на что на свете.

– Ты так до конца и не исцелился, потому что не желал исцеления.

– И это ты называешь исцелением? Ты крепко спишь, потому что то, что у тебя внутри – называй это душой, называй как хочешь, – давно мертво. Быть может, с тобой что-то случилось, что задуло этот огонек, быть может, его вообще никогда не было, но именно это делает нас человечными.

– Человечными? Ты хочешь сказать, слабыми. Люди всегда путают эти два понятия.

– Мои кошмары – это частица меня, – отчетливо и спокойно произнес Джэнсон. – Я должен жить с тем, что сделал на этой земле. Далеко не все мне нравится. Я творил добро и творил зло. Но что касается зла – я не желаю примирения со злом. Ты говоришь, что я могу избавиться от боли? Именно эта боль и дает мне понять, кем я являюсь, а кем нет. Именно эта боль дает мне понять, что я – это не ты.

Вдруг Демарест стремительно метнулся вперед и выбил револьвер у Джэнсона из руки. Оружие с громким стуком упало на мраморный пол.

Наведя свой револьвер Джэнсону в грудь, Демарест печально усмехнулся.

– Я пытался воззвать к твоему разуму. Пытался достучаться до тебя. Я так старался вернуть тебе понимание того, кто ты есть на самом деле. Я только хотел, чтобы ты признал правду – правду о нас обоих.

– Правду? Ты чудовище. Ты должен был умереть в «Меса Гранде». Я очень сожалею, что этого не произошло.

– Любопытно, как много и в то же время как мало ты знаешь. Каким ты можешь быть сильным и каким беззащитным. – Демарест покачал головой. – Этот человек убивает чужого ребенка и не может защитить своего собственного…

– Черт побери, о чем ты говоришь?

– Помнишь взрыв посольства в Калиго – весь твой мир содрогнулся до основания, не правда ли? Я так и думал, когда предложил этот план пять лет назад. Ты должен меня простить: мне была невыносима мысль о том, что у тебя будет ребенок. Пол-младший – нет, я не мог себе это представить. Такие вещи всегда гораздо проще организовать руками какого-нибудь местного дарования – повстанцев с безумными взорами, мечтающих об Аллахе и райских гуриях. Боюсь, лишь один я смог по достоинству оценить эту тонкую иронию: за всем этим стоит бомба, сделанная из удобрений.[80] Но ведь признайся положа руку на сердце: какой отец получился бы из тебя, детоубийцы?

Джэнсону показалось, что он превратился в камень.

Тяжелый вздох.

– Ну, мне пора идти. Как ты знаешь, у меня грандиозные планы относительно нашей планеты. Сказать по правде, мне надоело разрешать конфликты. На повестке дня устроение новых конфликтов. Человеческие существа любят воевать и проливать кровь. Что ж, пусть человек остается человеком.

– Не тебе это решать, – с трудом произнес Джэнсон.

Демарест улыбнулся.

– Carpe diem – лови момент. Carpe mundum – лови весь мир.

– Они сотворили из тебя бога, – сказал Джэнсон, вспоминая слова президента, – хотя им не принадлежат небеса.

– Небеса выходят за рамки даже моего понимания. И все же я с радостью готов постигать неизведанное. Почему бы тебе не составить подробный отчет о положении дел на небесах, когда ты туда попадешь? Горю нетерпением ознакомиться с твоей докладной о встрече со святым Петром у Святых Врат. – Он хладнокровно направил револьвер Джэнсону в голову. – Счастливого пути.

Его указательный палец лег на спусковой крючок.

Внезапно Джэнсон ощутил, как ему в лицо брызнуло что-то теплое. Заморгав, он увидел, что это кровь из выходного отверстия во лбу Демареста. Без препятствия в виде оконного стекла выстрел снайпера был точным, словно сделанный в упор.

Шагнув вперед, Джэнсон схватил Демареста за голову, удерживая его в вертикальном положении.

– Xin loi, – солгал он. – Сожалею.

Какое-то мгновение лицо Демареста оставалось совершенно безмятежным: казалось, он погрузился в глубокую медитацию или крепко спит.

Джэнсон разжал руки, и Демарест, обмякнув, сполз на пол – полное расслабление тела, покинутого жизнью.

Посмотрев в старинный телескоп генерального секретаря, Джэнсон нашел Джесси именно там, где оставил ее: на противоположном берегу Ист-Ривер, на крыше старого завода по розливу газированной воды, прямо под огромной неоновой вывеской. Джесси уже начала разбирать свою винтовку четкими, умелыми движениями. Затем она посмотрела на него, словно почувствовав на себе его взгляд. И Джэнсон тотчас же ощутил какое-то странное предчувствие, невесомое и пьянящее, что все будет хорошо.