Дирижабль осатанел. Русский дада и «адские» поэмы

Снижался день, он бесконечно чах.
И перст дождя вертел прозрачный глобус.
Бог звал меня, но я не отвечал.
Стеснялись мы и проклинали робость.

Раскланялись. Расстались. А раз так,

Я в клуб иду: чертей ищи, где карты.
Нашёл, знакомлюсь чопорно, простак,
А он в ответ: Я знаю Вас от парты.

Вы помните, когда в холодный день

Ходили Вы за городом на лыжах,
Рассказывал такую дребедень
Я, гувернёр курчавый из Парижа.

Когда ж в трамвай садились Вы во сне,

Прижав к груди тетрадь без промокашки,
Кондуктор, я не требовал билет,
Злорадствуя под синею фуражкой.

Когда же в парке, с девою один,

Молчали Вы и медленно краснели,
Садился рядом щуплый господин
В застёгнутой чиновничьей шинели.

Иль в мёртвый час, когда ни пьян, ни трезв

Сквозь холод утра едет полуночник,
К Вам с грохотом летел наперерез
С невозмутимым ездоком извозчик.

Иль в бесконечной улице, где стук

Шагов барахтался на вилке лунной,
Я шёл навстречу тихо, как в лесу,
И рядом шёл и шёл кругом бесшумно.

И в миг, когда катящийся вагон

Вдруг ускорял перед лицом движенье,
С любимой рядом сквозь стекло окон
Лицо без всякого глядело выраженья.

Лицом к лицу и вновь к лицу лицом,

До самой смерти и до смерти самой,
Подлец встречается повсюду с подлецом
В халат одетым или даже дамой.

Пока на грудь, и холодно и душно,

Не ляжет смерть, как женщина в пальто,
И не раздавит розовым авто
Шофёр-архангел гада равнодушно.

157. Восьмая сфера

Сергею Ромову