Дирижабль осатанел. Русский дада и «адские» поэмы

Вода вздыхала и клубилась тихо.
Вода летала надо мной во мгле.
И ветер бёг по плоскогорью лихо,
Как белый шар на травяном столе.

А в синем море, где ныряют птицы,

Где я плыву, утопленник готов,
Купался долго вечер краснолицый
Средь водорослей городских садов.

Переливались раковины крыши,

Сгибался поезд, как морской червяк,
А выше, то есть дальше, ближе, ниже,
Как рыба, рыскал дирижабль-чудак.

Светились чуть медузы облаков,

Оспариваемые торопливой смертью.
Я важно шёл походкой моряков
К другому борту корабля над твердью.

И было всё на малой глубине,

Куда ещё доходит яркий свет.
Вот тонем мы, вот мы стоим на дне.
Нам медный граммофон поёт привет.

На глубине летающего моря

Утопленники встретились друзья.
И медленно струясь по плоскогорью,
Уж новых мертвецов несёт заря.

Вода клубится и вздыхает тихо

Как важная суриозная мечта.
И ветра шар несётся полем лихо,
Чтоб в лузу пасть, как письма на почтамт.

164.

Это было в тот вечер, в тот вечер.
Дома закипали, как чайники.
Из окон рвалось клокотанье любви.
И «Любовь не картошка»,
И «Твои обнажённые плечи»
Кружились в паническом вальсе,
Летали и пели, как львы.
Но вот грохнул подъезд и залаял звонок.
Весна подымалась по лестнице молча.
И каждый вдруг вспомнил, что он одинок.
Кричал: одинок! задыхаясь от жёлчи.
И в пении ночи, и в рёве утра,
В глухом клокотании вечера в парке,
Вставали умершие годы с одра
И одр несли, как почтовые марки.
Качалась, как море, асфальта река,
Взлетали и падали лодки моторов,
Акулы трамваев, завидев врага,
Пускали фонтаны в ноздрю коридоров.
И было не страшно, поднявшись на гребень,
Нестись без оглядки на волнах толпы
И чувствовать гибель в малиновом небе
И сладкую слабость и слабости пыл.
В тот вечер, в тот вечер, описанный в книгах,
Нам было не страшно галдеть на ветру.
Строенья склонялись и, полные криков,
Валились, как свежеподкошенный труп,
И полные счастья, хотя без науки.
Бил крыльями воздух в молочном окне
Туда, где, простёрши бессмертные руки,
Кружилась весна, как танцор на огне.

165.

Фонарь прохожему мигнул
Как закадычный друг
Но слишком яркий луч лягнул
В лицо ударив вдруг

Упал прохожий как солдат

Стрела луча в груди
Её не вытащить назад
Он мёртв хоть невредим

Так прикоснулась Ты перстом

Слегка ко лбу зимы
И пал стоящий над постом
Солдат, слуга Фомы

Ты невидимо подошла

Как серый снег сухой
И виселицы обняла
Пеньковою рукой

1925

166.