Диссоциация (СИ)

В ответ он лишь провел двумя пальцами вдоль рта, изображая застегивание «молнии». Весьма странный жест для кого-то, имеющего такую взрослую и солидную наружность. Солидность он, впрочем, подрастерял: ведет себя не так, как обычно, а так, будто бы стал вдвое моложе.

– А что, таких, как я, много?

– Не очень много от общего числа живших и живущих. Да и через меня идут не все, – пальцами свободной от чашки руки Валентин принялся барабанить по краю столешницы. – Я старше тебя на девятьсот восемьдесят лет и навидался многих. Конкретно ты казался мне безнадежным случаем.

На сколько?! Кажется, у этих моих глюков вполне объяснимая причина: я читаю слишком много фантастики.

– «Казался»?

– Да, Макс. Казался, – закивал мой глюк с крайне невозмутимым видом. – Еще кое-что о триггерах. Тебе наверняка попадались в книгах или фильмах сцены, в которых человека гипнотизировали. И было что-нибудь такое – слово, или щелчок, или хлопок в ладоши, – вводящее в состояние гипнотического сна и выводящее из него. Так?

Я кивнул. Кончиками пальцев Валентин поднял чашку и теперь держал перед собой, разглядывая с преувеличенным интересом. Мне почему-то подумалось, что, если разжать пальцы, чашка не упадет, а зависнет в воздухе.

– Это похоже на счётный триггер, – пробормотал я. – Телевизор по такому принципу включается и выключается.

– Если тебе так угодно, – повисла продолжительная пауза, после которой он добавил: – Это, увы, последнее, что я могу тебе сказать сегодня. И ничего не скажу до того момента, пока ты не начнешь понимать.

– Что я должен понимать? Я даже не понял, о чём вы вообще говорили всё это время, – с досадой процедил я.

– Не «о чём», Макс. О ком.

И он разжал пальцы.

~ 4

Алла пришла аккурат в тот миг, когда я подскочил на кушетке от звука бьющегося фаянса, неожиданного и неестественно громкого. Говорит: мол, Валентин Поликарпович извиняется, срочная поездка в Самару, некие неприятности с пожилым отцом.

Я перевел осоловелый взгляд на стол, за которым сидел… никто не сидел, разумеется. Потом – обратно на секретаршу.

– Понятно. В четверг его не будет?

– Скорее всего. Не знаю, – Алла наморщила лоб, что-то обдумывая, – он как-то странно выразился. Что будет здесь, когда понадобится тебе, или как-то так…

А. Это тот самый сон, в котором тебе снится, что ты проснулся.

– Ладно. Пойду-ка я тогда.

Торопливо выскользнув в приемную (через вновь обретенную дверь, угу), я сдернул куртку с вешалки и, наскоро попрощавшись, сбежал по ступенькам вниз.

Позже, идя дворами до трамвайного депо, я был уже не такой резвый. Точнее, даже мог бы быть членом массовки в каком-нибудь фильме про типичный зомби-апокалипсис. Здесь сразу вспомнился Ваня, с дебильной рожей тянущий ко мне руки и мычащий: «Мозги-и-и!»; он так перед каждой контрольной делал.

Я вздохнул и попытался сдуть челку, лезущую в глаза с тем же упорством, с каким очки сползали едва ли не на кончик носа. Челку надо состричь, а очки поменять – они у меня уже не первый год, дужки разболтались. И нервы тоже разболтались… но их, увы, не заменишь, как очки.

Этот дурацкий сон при всей своей неправдоподобности почему-то казался едва ли не более реальным, чем всё остальное. По крайней мере, мозг потихоньку грузил оперативку с целью выдать мне ответ на фундаментальное «Что это было, Бэрримор?»

Трижды семь – двадцать один. Охренеть. Моя жизнь никогда не будет прежней! Я никогда не смогу спокойно ездить на семьдесят третьем автобусе! Эта поебота с числами казалась сущим бредом, как и вообще весь сон… только вот одна мысль не давала покоя.

«Не “о чём”, Макс. О ком».

Я понял, о чём речь. О ком речь. Недаром весь день не мог выкинуть из головы этого субъекта, прямо наваждение какое-то. Мне для полного счастья как раз не хватало парочки маний и фобий, а также какой-нибудь «филии» с замечательной приставкой.

Смс-ка настигла меня во время разыскивания проездного по всем имеющимся карманам. Одной рукой держа студенческий, другой вытащил телефон.

«Бро, ты уже едешь?» – разумеется, это была Вика. В основе своей все сообщения приходили либо от Вики, либо от Вани (в его случае это было почти дежурное «Макс, бухать!»). Ответив, я обратил внимание, что времени уже без пяти семь. Задремал на минуточку, как же… полтора часа продрых! «Чем же вы по ночам занимаетесь, Соколовский, если приходите ко мне на пары в поисках койко-места?» – спрашивает Серкова в таких случаях. Куратор у нас – ну просто космос: за ней хоть записывай.

Хм. А Вика, значит, у меня решила засесть; не иначе как родители пропалили её вчерашний загул и жаждут поиграть в Святую инквизицию. О’кей, пусть и на моей кухне будет праздник! Кроме того, мне было о чём порасспросить свою непутевую сестрицу.

– Женька? – Вика как-то странно уставилась на меня, округлив и без того большие глаза.

– Ну, тебе виднее, Женька он или не Женька, – я передернул плечами, с преувеличенным вниманием ковыряясь в тарелке с макаронами по-флотски. Что ж, бесполое имя «Женя» вполне подходило такому бесполому существу.