Выбросив окурок, он вдруг протянул руку и убрал лезущую мне в глаза челку. От этого прикосновение в горле вмиг пересохло. В голове замелькали новые картинки.
Давно пора стричься. Да.
– Я сказал, что не буду спрашивать, зачем я тебе. Спрошу по-другому: зачем я тебе понадобился?
Когда он сказал это, я тоже проникся двусмысленностью формулировки. Наверное потому, что ситуация не только на словах двусмысленная. Самому себе-то можно признаться?
Я брел, не разбирая дороги, рядом с Отемом, который спокойно и неспешно нес ничего не значащую чушь; будто бы не выслушал только что историю, феноменальную в своей бредовости. Еще он держал меня за руку, будто так и надо, а я все никак не мог сделать над собой усилие и эту руку высвободить.
– Ты всегда ночью бродишь по улицам?
– Частенько, – отозвался Отем. – На работе оплачивают такси, но есть у меня такое милое хобби – ночами по улице шататься, – тут он как-то со значением глянул на меня и добавил: – Должно быть, дают о себе знать старые привычки.
Должно быть, у меня сейчас голова лопнет. Слишком много информации, притом взявшейся неизвестно откуда.
– Ты просто сам себе не даешь осознать. Это и сводит тебя с ума.
Он снова понял меня без слов. И это пугает.
– Ты что, мысли читаешь?
– Не-а, – ответил он почти беззаботно. – Я просто знаю. Да и что в них толку, в мыслях? Важно то, что человек чувствует. Думать можно одно, а чувствовать – совсем другое.
– Слишком сложно для меня, – бормочу недовольно.
– И тебя это бесит? – полуутвердительно спросил Отем.
– Жень, – я упорно называл его нормальным именем, хоть в мыслях и привык к дурацкой кличке, – у меня на лбу все написано, да? – я даже руку ко лбу, будто собираясь стереть несуществующие надписи.
– Может быть, есть. Все равно под челкой не видно.
Он меня убивает. Просто убивает.
– О чем ты думаешь?
– О том, что ты меня убиваешь, – честно отвечаю.
Отем резко тормозит. В свете фонаря я легко разглядел его лицо, уязвленное и беззащитное. А потом фонари начали гаснуть один за другим.
Во дворах фонари всегда гасят в час тридцать. Ни семерок, ни девяток… никакой гребаной мистики.
– А еще о чем? – в темноте выражение лица не разглядеть, но голос его подозрительно охрип.
– О том, что ты странный, – я даже не задумываюсь о том, чтобы удержать рвущиеся с языка слова. – О том, что… почему-то нужен без «понадобился». О том, что знаешь обо мне больше, чем я сам.
– Я же «триггер»… я храню информацию. Но как раз-таки о тебе я почти ничего не знаю, – многозначительно отозвался Отем. – Хотел бы узнать, честно. Только вот не факт, что у меня будет возможность.
– Почему?
– Потому, что это зависит от того, кем ты будешь.
Он вдруг обнял меня за шею, заставив склониться к нему, и прошептал совсем уж не своим голосом.
– Je suis heureux de vous voir(1).
Я, разумеется, ни слова из этой фразы не понял. А потом в висок резко ударила мигрень, отчего каким-то образом стал известен и смысл фразы, и мой на нее ответ.
– Вот тебе и триггер. А ты ему в ответ…
– Je ne parle pas francais(2), – услышал я свой голос будто бы со стороны.
Картинки начали склеиваться в нечто осмысленное. Будто бы кто-то смонтировал мои глюки в Windows Movie Maker. Или в Sony Vegas. Или…
Кто о чём, а вшивый о бане.
(1) Счастлив вас видеть (фр.)
(2) Я не говорю по-французски (фр.)
Интерлюдия 2
Обладателя такого вопиюще ненавязчивого имени, как «Генри Блэк», при всём желании сложно было заподозрить в законопослушности. Да и Бог плута метит, как говорится: Блэк со своей приятной наружностью, цепким взглядом и беспокойными руками полностью подходил этой пословице. Как, впрочем, и его рыжая подружка; последняя, правда, не могла похвастаться самообладанием и манерами своего…
«Кем он ей приходится, интересно?» – Себастьян не мог отрицать, что ответ на этот вопрос его интересует больше, чем стоило бы.
Говоря по чести, ему не стоило приезжать в незнакомый дом, получив записку от такой же незнакомой воровки. Если быть совсем уж честным, он сам не понял, зачем поехал.
– Je suis heureux de vous voir, – насмешливо произнес Блэк.
– Je ne parle pas francais, monsieur!
Тот захохотал так, словно это и вправду было хорошей шуткой (по мнению Себастьяна – нисколько).
– Вы мне уже нравитесь, юноша!
– А вы мне нет, – со светской улыбкой ответил означенный юноша. Блэк ничуть не обиделся, даже напротив – остался доволен.
– Значит, с вами занятно будет иметь дело, милорд. Вы не стойте, садитесь.
Он послушно опустился в кресло напротив, отмечая богатое убранство гостиной. «Так обставить дом можно, разве что обогащаясь за чужой счет», – мелькнула в голове хоть и пристрастная, но вполне здравая мысль. Откуда-то вынырнул паренек в подобии черной ливреи, несущий поднос, казавшийся несоразмерно тяжелым для таких тощих ручонок. Наполнив два бокала вином из принесенной бутылки, слуга исчез так же быстро, как и появился.
– И вы туда же? – проворчал Себастьян, закатив глаза. – Поверьте, Блэк, я никакой не милорд, а всего лишь нищий учитель французского, занятый поисками работы!