Я вытерла лицо и кое-как промокнула волосы. Когда я закончила, Оустилл вытащил из внутреннего кармана пиджака свой айтел и подключил его к приборной панели, куда был встроен небольшой дисплей сетевого блока. Свои действия он сопровождал негромкими фразами:
— Мы могли бы поехать еще в одно место, Dearg, но вряд ли ты захочешь… Новая улица, дом номер семь.
Я непроизвольно вздрогнула. Улица с таким названием появилась в Бреморе сравнительно недавно. Там находится дом Ирвина и Клариссы! Эльф невозмутимо продолжал говорить:
— Человечество изрядно злоупотребляло репродуктивными технологиями ближе к середине двадцать первого века. Заказ пола ребенка. Фенотипические особенности — вплоть до цвета глаз и оттенка кожи. Задатки лидера и прочие качества. Как результат — желание экспериментировать, заходя все дальше, вплоть до внедрения генов животных. Зачем естественное оплодотворение, если все можно сделать в пробирке и получить гарантированный и даже улучшенный результат?.. Десятки тысяч «испорченных» мертвых эмбрионов, которые практически в любой религии считаются человеком с момента зачатия. Эльфы не успели дойти до этого безумия, но речь сейчас не о нас. Когда хаос Сопряжения слегка улегся, возрожденная Всемирная организация здравоохранения ввела запрет на такое вот злоупотребление, оставив экстракорпоральное оплодотворение как последнюю надежду для пар, считающихся бесплодными, и только для них.
Мне казалось, что шар земной остановил вращение. Как, откуда, непонятно, но очевидно: Оустилл все знал.
—… порой подобные манипуляции осуществляются полулегально, или даже нелегально вовсе. Так было и в случае с Клариссой Барнетт. Когда у сыновей обнаружился быстро прогрессирующий врожденный диабет, они с мужем сделали дорогостоящее картирование ДНК и выяснили, что причина именно в наследственности Клариссы. У нее не может быть здоровых детей.
Мне оставалось только молча слушать. Благодаря перинатальной диагностике и так называемой геномной терапии в прошлом веке удалось справиться со многими заболеваниями, как сугубо наследственными, так и находящимися в статусе предрасположенностей. Но мои друзья не планировали беременность, беспечная Кларисса толком не была уверена даже в сроке, так что своевременная диагностика не была проведена.
Мать Ирвина была близкой подругой моей мамы. Она до последнего оставалась рядом с ней в больнице, а потом помогала моему отцу, занимаясь мной. Эта семья перебралась в Бремор из Абердина уже тогда, когда я училась в пятом классе, а отец Ирвина получил должность заместителя главы муниципалитета в этом городке, проработав вплоть до пенсионного возраста. Родители Ирвина живы до сих пор, но и они не знают правды о младшем внуке.
А правда была такова: Ирвин и Кларисса хотели третьего ребенка, причем здорового. Накопить разовую сумму на покупку права на рождение — это еще лет десять, но обоим супругам на тот момент уже было больше тридцати (Ирвин старше меня на семь лет, Кларисса — его ровесница). Диагноза «бесплодие» у них нет… У меня уже был маленький Эван, я вообще не планировала больше рожать, мне хватило одного несостоявшегося отца-подлеца, и я очень, очень хотела помочь — ради памяти мамы, образ которой уже почти стерся из моих снов.
—… пара хотела здоровое дитя, так? — мягко озвучил мои мысли Оустилл. — У тебя слишком большое сердце, чтобы оставаться в стороне, Dearg. Ты не только подарила свое право на рождение ребенка — это оформлено юридически, как полагается, — ты еще и стала донором яйцеклетки после соответствующей гормональной стимуляции. Ирвин, хоть и носит фамилию Барнетт, не имеет с тобой никакой степени родства, это другая ветвь клана, так что речь о кровосмешении не шла вовсе. Та самая неделя, которая выпала из жизни, включала забор яйцеклетки, экстракорпоральное оплодотворение, скрининг здоровья зародыша. Все сделано нелегально, через частную группу врачей, оказывающих такие услуги — как из желания побочного заработка, так и из добрых, по их мнению, побуждений. Если не ошибаюсь, в этом участвовала и госпожа Хаттан, мать Эдме, но ее дочь оставалась в полном неведении. Чем меньше лиц в курсе, тем лучше, а то ведь недолго и распрощаться с медицинской практикой после выплаты огромного штрафа.
— Знал только папа. Он нашел хорошую няню для Эвана. — Прошептала я, заворожено глядя на приборную панель, где светился маленький дисплей сетевого блока. — Я вернулась домой и сразу легла на стерилизацию. Тянуть нельзя было, по закону на процедуру отводится месяц после отказа от права на второго ребенка.
Господь благоволил непутевой Клариссе: подсадка эмбриона и вынашивание прошло благополучно.