Куматэцу резко выбросил сжатую в кулак правую лапу. Иодзэн скрестил перед собой руки, но удар всё равно отшвырнул его назад и впечатал в стену арены. Его тут же скрыла взметнувшаяся пыль.
— Отец! — взволнованно воскликнул Дзиромару.
Итирохико раздражённо посмотрел на него:
— Замолчи и смотри!
Спустя секунду Иодзэн неспешно шагнул вперёд из пыльного облака, крепко сжимая в руках меч. Казалось, удар ему нисколько не навредил.
Куматэцу опустился на все четыре лапы и бросился в атаку. Иодзэн принял грациозную позу и перехватил меч, сразу напомнив фехтовальщика. Послышались удивлённые возгласы: никто не ожидал, что японским мечом будут пользоваться на манер шпаги.
Медведь стремительно нёсся вперёд, но кабан, словно тореадор, увернулся в самую последнюю секунду. Снова рывок, и снова такой же результат: Куматэцу пролетел в волоске от противника. Похоже, Иодзэн тщательно просчитывал расстояние между ними. В третий раз он увернулся от атаки с помощью акробатического сальто, за которым последовало блестящее приземление.
— О-о-о-о! — раздались восторженные голоса с трибун. Выступление Иодзэна полностью завладело сердцами зрителей.
— Вот, я же говорил! — самодовольно заметил Итирохико.
Иодзэн взмахом меча разогнал пыль, пригнулся и пристально вгляделся в противника, всем своим видом показывая, что время потехи закончилось. Но Куматэцу со звериным упрямством снова бросился на врага, не меняя своей тактики. Бойцы встретились в самом центре арены. Раздался оглушительный грохот, поднялись клубы пыли. Сначала я увидел Иодзэна: он сделал поворот и опять находился в стойке. Затем перевёл взгляд на Куматэцу: тот вернулся к прежнему размеру и растянулся в пыли.
— А-а! — мы схватились за головы, кое-кто даже глаза закрыл.
— У-у-у… Чёрт!
Куматэцу поднялся на четвереньки и встряхнул головой. Все прекрасно понимали, что досталось ему неслабо. Вдруг земля задрожала, а пыль вихрем разлетелась в стороны. Из неё появился обратившийся огромным кабаном Иодзэн!
— А!
Куматэцу вскочил, но не успел увернуться. От силы удара меч сорвался с его спины и отлетел к дальнему краю арены.
— Чёрт! — медведь бросился к своему оружию.
Но Иодзэн не собирался уступать. Он обогнал Куматэцу, преградил ему путь и угрожающе громко взревел. Куматэцу в растерянности остановился.
Дзиромару радостно заголосил, сбоку от него Итирохико снисходительно наблюдал за Куматэцу:
— Так держать, отец!
Кабан бросился вперёд и с силой толкнул медведя. Затем ещё раз. И ещё. Куматэцу пропускал удар за ударом. Теперь уже трудно было поверить, что поначалу он побеждал.
— Плохо дело, — Татара упёрся локтями в колени и нервно грыз ногти.
— Это же избиение! — я начал бледнеть.
Огромный кабан не отпускал пошатывающегося Куматэцу и проводил одну беспощадную атаку за другой.
В глазах почётных гостей читалась уверенность в исходе битвы.
— Да-а-а…
— Видимо, это конец.
Но святой отец ничего не говорил и лишь наблюдал.
Куматэцу пропускал удар за ударом, не способный уже ни на что иное. Его тело быстро покрывалось синяками. Казалось, он и на ногах-то стоял с трудом.
Татара сидел с таким видом, словно не мог больше выносить этой картины. Наконец он вскочил, стал махать кулаками и закричал:
— Что за дела, Куматэцу?! Неужели ты совсем выдохся?!
Но в следующую секунду Иодзэн снёс Куматэцу с места, словно груду хлама. Похоже, этот удар его добил. Огромный медведь отлетел в сторону и распластался на арене.
— О-о-о!
Зрители повскакивали с мест: одни радостно вскидывали руки, другие хватались за головы, третьи улыбались и болели, четвёртые прикрывали ладонями разинутые от изумления рты…
— Раз! — главный судья начал отсчёт.
Куматэцу лежал неподвижно, раскинув руки и ноги в стороны.
— Два! Три!
Когда судья произнесёт «десять», будет засчитано поражение.
— Четыре! Пять!
Районные судьи начали вставать с мест, чтобы увидеть финал битвы.
— Шесть! Семь!
Куматэцу продолжал лежать.
— Восемь!
И тогда сквозь первый ряд на восточной стороне кто-то пролез.
— Кюта?! — послышался удивлённый возглас Дзиромару.
Одновременно с этим Куматэцу вздрогнул и пришёл в сознание. Главный судья остановился за мгновение до того, как сказать «девять».
На ограждении перед первым рядом стоял не кто иной, как Кюта. По толпе прокатился шум: «Это же Кюта», «Какой ещё Кюта?», «Лучший из учеников Куматэцу»…
Вот такие дела! Оказывается, мальчишка всё это время был среди зрителей и наблюдал за тем, как сражается Куматэцу. А теперь, видя учителя поверженным, не выдержал и кинулся вперёд.
— У-у… у-у-у…
Хоть Куматэцу и пришёл в сознание, он всё ещё тяжело дышал и не мог приподнять головы.
Тут я опомнился, повернулся к Кюте и с мольбой крикнул:
— Пожалуйста, Кюта! Придай Куматэцу сил!
Мне казалось, что лишь поддержка ученика сможет оживить нашего друга.
Однако в следующую секунду Кюта глубоко вдохнул и…
— Какого чёрта ты творишь, придурок?! — во всю глотку заорал он, глядя прямо на учителя. Из его уст раздалась брань, а вовсе не слова поддержки. — Живо вставай!
Куматэцу распахнул глаза и зашевелился, пытаясь превозмочь боль:
— Хватило же тебе наглости сунуться сюда… Ты же сказал, что уходишь…