Дитя чудовища

На арене воцарилась гробовая тишина. Пропустивший удар кабан сделал ещё несколько шагов, но не смог оправиться и рухнул навзничь.

Главный судья начал отсчёт:

— Раз! Два!

Мы были в таком шоке, что не могли и пошевелиться.

— Три! Четыре!

Не только я, но и Дзиромару, и ученики Иодзэна…

— Пять! Шесть!

И Татара, и неучи Куматэцу…

— Семь! Восемь!

И все остальные, кто видел бой.

— Девять! Десять!

Наконец у главного судьи кончились пальцы на руках.

— Победитель — Куматэцу!

Стоило ему договорить, как трибуны взорвались аплодисментами. В воздух посыпалось столько конфетти, что я почти ничего за ним не видел. Зрители улыбались. Кто болел за Иодзэна, кто за Куматэцу — было уже неважно. Все радовались тому, что стали свидетелями исторического боя.

Избитый Куматэцу развернулся и неспешно подошёл к Кюте. Тот уже спрыгнул с ограждения обратно на трибуны. Огромный медведь остановился точно перед ним.

Кюта долго смотрел на учителя, а затем тихо проговорил:

— Больше так не пугай.

— Я не просил переживать за меня.

— Поздравляю с победой.

— Ещё бы я не победил!

— Не смеши! Валялся, как тряпка!

— Заткнись!

Кюта поднял руку и замахнулся открытой ладонью. Куматэцу сделал ответный жест, руки встретились, и раздался хлопок.

Кюта смотрел на Куматэцу с уважением, а тот на него — с гордостью. Я глядел на них обоих и не верил своим глазам. Кто бы мог подумать, что наставник и ученик, непримиримые спорщики с самого первого дня знакомства, ударят по рукам, демонстрируя взаимное доверие?

Куматэцу самодовольно хмыкнул. На его лице сияла честная, искренняя улыбка. Мне хотелось верить: он рад не только тому, что победил и стал святым отцом. Ведь куда важнее другое: их с Кютой души нашли наконец-то общий язык, а тела сражались как одно!

— У нас новый святой отец!

Зрители хлопали, отбивая ладоши.

Иодзэн поднялся на ноги и тепло взглянул на Куматэцу:

— Хорошего сына он воспитал!..

Ученики Иодзэна не поняли его слов и переспросили, однако тот не стал отвечать, бросил краткое: «Идёмте» — и пошёл прочь.

— Хо-хо-хо.

Казалось, святого отца такой исход полностью устраивает. Он встал, посмотрел на своё кресло и тут заметил кое-что странное:

— А куда подевался… меч Иодзэна, который сюда воткнулся?

В следующее мгновение святой отец ахнул и перевёл взгляд на поле боя. А там… Что-то стремительно двигалось сквозь падающее конфетти.

Меч Иодзэна!

Раздался глухой звук.

— Э?..

Кюта не понял, что произошло. Куматэцу убрал руку, затем попятился назад. На землю под его ногами падали красные капли. Медведь удивлённо посмотрел вниз и медленно проговорил:

— Откуда это… красное?.. Кюта, что происходит?

Он взглянул на ученика, словно прося о помощи.

Глубоко вонзившийся меч торчал из спины Куматэцу.

И тогда затихшую арену огласил безумный, совершенно неуместный хохот:

— А-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!

Иодзэн в шоке обернулся к трибуне, где стоял Итирохико, его левая рука была поднята.

— Отец! Мой телекинез и твой клинок сразили врага, а значит, победа за тобой! Бестолковый медведь ни за что в жизни не одолел бы тебя, правда? — воскликнул он и посмотрел на Иодзэна с довольной улыбкой.

Да, мы все увидели его улыбку! До той минуты он прятал рот под шарфом, но сейчас ткань сползла и открыла лицо Итирохико на обозрение всех присутствующих. У парня не было ни крупных клыков, ни длинного носа, которыми так гордились Иодзэн и Дзиромару. Его лицо ничем не отличалось от человеческого.

— Я ведь прав, Кюта? Прав? — Итирохико перевёл бешеный взгляд на Кюту, а в груди безумца разверзлась зловещая чёрная дыра.

— Ч-что это такое? — опешив, воскликнул Татара.

— Дыра?.. — невольно протянул я.

Другим словом то, что мы увидели, описать невозможно.

И тут на рукояти вонзившегося в Куматэцу меча собралась тьма и приняла форму руки.

— О-остановись, Итирохико! — пытался урезонить сына Иодзэн.

Судя по его голосу, он уже что-то понял и очень этого испугался. Однако тот в ответ лишь улыбнулся и…

— Смотри, отец. Сейчас я добью его!

Он повёл левой рукой так, будто вдавливал её в воздух. Тёмная десница в точности повторила движение и вонзила меч ещё глубже.

Куматэцу качнулся, его колени погрузились в покрывавшее арену конфетти, голова бессильно свесилась.

Кюте оставалось лишь стоять с разинутым ртом.

— А-ха-ха-ха! — громко расхохотался Итирохико. — Ты видел, Кюта? Какой позор! Теперь ты понял? Победил мой отец, Иодзэн!

— Идиот! Разве кто-то признает такую победу?! — яростно крикнул Иодзэн.

И тут… Кюта не выдержал. Волосы на его голове встали дыбом и зашевелились. Плащ, в который он был одет, вдруг начал раздуваться в районе груди. Молния разошлась так резко, словно одежду разодрали пополам, и на свет показалась чёрная вращающаяся дыра. Такая же, как у Итирохико…

— Нет, Кюта! — воскликнул святой отец.

Но тот будто не слышал. Меч на поясе Кюты вдруг задрожал сам по себе, а шнур, связывающий ножны и рукоять, лопнул. Невидимая рука выхватила клинок, развернула в воздухе и направила прямо на Итирохико.

Тот следил за Кютой остекленевшим взглядом.

— Как ты посмел? — глухо протянул Кюта, уже не сдерживая гнева. — Как ты посмел!!!