Дитя Дракулы

Нам предстояла кровавая работа. Уайлдфолд был заражен, и мы добровольно вызвались уничтожить здесь всю скверну.

На это дело у нас ушло много часов. В процессе мы почти не разговаривали, хранили угрюмое молчание. В целях безопасности ходили от двери к двери вместе. До наступления темноты нашли множество спящих и всех повытаскивали на свет дня. Казни проводили без малейшего удовольствия. После отделения головы у всех до единого вампиров черты разглаживались и становились прежними. Какими ни окажутся впоследствии исторические свидетельства об уайлдфолдских событиях, я лично не считаю наши действия жестокими и бесчеловечными. Мы здесь никого не убивали, просто освобождали бедные души.

Не хочу останавливаться на наших печальных трудах дольше необходимого. Тем не менее отмечу четыре существенных момента.

(1) По-моему, я никогда еще не видел Джонатана Харкера в таком энергичном состоянии. Я уже настолько привык к сонному пьянице из Шор-Грин, что в нынешнем своем образе он кажется мне совершенно другим человеком.

(2) Я снова подумал о воздействии на меня дневника мистера Ренфилда. О чем и сообщил мистеру Дикерсону, пока мы выволакивали на свет дня престарелую вампиршу, чтобы отделить хрупкую костистую голову от тощей шеи.

– Я предположил, что дневник своего рода ловушка, – сказал я, когда мы швырнули бешено извивающееся существо на землю. – Оставленная для меня много лет назад.

Тут Джонатан взмахнул ножом, и в разговоре возникла пауза.

Как только с делом было покончено, американец спросил:

– Считаете, этот монстр способен вытворять такие штуки? По-вашему, он заглядывал так далеко вперед?

Ответил Джонатан, но у меня были ровно такие же мысли на сей счет.

– Нужно учитывать его невероятное долголетие, мистер Дикерсон. Граф воспринимает время не так, как мы. Он всегда видит и прошлое, и будущее.

Здесь мы разом помрачнели. Ни слова больше не говоря, оттащили тело старухи к месту будущего погребального костра и двинулись дальше.

(3) Я узнал о судьбе бедной Сары-Энн. Джонатан сказал, что освободил ее точно так же, как мы освободили всех этих несчастных здесь. Подозреваю, он рассказал далеко не все. Буду молиться о ее душе и о своей собственной. Ибо разве не я отослал девушку к Харкерам? Разве не я отправил ее навстречу опасности? Боже милосердный, неужели нет конца моей глупости?

(4) Одно из лиц, виденных сегодня, будет преследовать меня до конца моих дней. То был маленький мальчик, лет восьми-девяти, не старше. Существо, в которое он превратился, кричало и плакало совсем как живой человек, когда мы вытащили его из темной каморки в школьном здании и поволокли на улицу, чтобы обезглавить. Мальчонка до последнего умолял не убивать его. Сколь бы возвышенные разговоры о войне и справедливости мы ни вели, я никогда не забуду истинную цену, в которую нам встала ненасытная алчность графа. Никогда не забуду пронзительный крик ребенка, молящего о пощаде в последние секунды перед смертью.

Из личного дневника Мориса Халлама

11 февраля. Здесь, в Белой башне, я стал фактически узником, которого держат в плену в самом центре великого города так же, как много лет назад держали в плену Джонатана Харкера в далеком, покрытом грехом замке. Во всяком случае, такую историю я часто слышу, сидя у ног своего хозяина.

Власть графа усиливается, и моя работа продолжается. Мне лишь изредка разрешается выходить за порог Башни – для общения с правительством, прессой или какими-нибудь другими утомительными представителями народа. Я сделался тем, чем мне, как я теперь понимаю, всегда было суждено быть: голосом графа во внешнем мире. Однако после первых десяти дней, в ходе которых он заложил прочную основу своей власти, я стал все больше и больше времени проводить в уединении своей комнаты.

Мною владеет странная апатия. Влияние вампира растет изо дня в день, и границы его владений неуклонно расширяются. Каждый вечер по наступлении сумерек в Башне появляется новый эмиссар, чтобы присягнуть графу на верность.

Ничего не могу с собой поделать. Едва могу заставить себя выйти из комнаты, даже просто записывать свои мысли, и то заставляю себя с огромным трудом. Часто думаю о решениях, которые принял в жизни и которые привели меня на этот путь. Знаю, что стал безвольной марионеткой графа и что погряз слишком глубоко, чтобы надеяться на искупление. Это меня печалит, конечно, но на самом деле я прекрасно понимаю, что теперь за мною числится столько грехов, что полное искупление попросту невозможно.

Так, минуточку. Стук в дверь. Голос Илеаны. Меня вызывают в склеп. У хозяина какое-то новое ужасное задание для меня. Допишу позже… если Бог даст.

Дневник доктора Сьюворда

(запись от руки)

12 февраля. Наша работа в Уайлдфолде завершена. Все население городка истреблено.

Эти строки пишу в поезде, мчащемся в Или. При посадке мы привлекли к себе множество враждебных взглядов. Полагаю, мы пахнем потом и горьким трудом, кровью и дымом. Но никто не попытался нас остановить.