Дорогая Мина! Надеюсь, у Вас все настолько хорошо, насколько можно ожидать в нынешних обстоятельствах. Надеюсь, Вы и Ваша семья здоровы, а профессор по крайней мере не испытывает внешних неудобств в своем затяжном сумеречном состоянии между жизнью и смертью. Надеюсь также, что Вы простите мне прямоту моего к вам обращения. Я знаю, что, хотя Вы приняли меня в свой маленький круг со всем возможным радушием, мы с Вами никогда не были теми, кого с полным правом можно назвать друзьями.
Пишу Вам в период относительного душевного спокойствия. Я страдаю неврастенией и никогда не отличалась стойкостью перед лицом жизненных превратностей и эмоциональных потрясений. Смятение и тревога, которые затуманивали мой рассудок на протяжении многих недель, могут в любую минуту вернуться, а потому сразу перейду к делу.
Мина, дорогая, у меня к Вам огромная просьба.
Знаю, я и раньше навязывалась Вам, причем неоднократно. Сегодня, боюсь, я вынуждена сделать это снова. Не могли бы Вы навестить меня здесь, в нашей усадьбе? Артур редко бывает дома: занимается политическими делами и вопросами, связанными с Советом. Все это отвлекает его внимание от новой жизни, растущей во мне. Признаюсь вам, дорогая, мне очень страшно.
Я боюсь будущего и опасаюсь прошлого. Несмотря на целую армию нянек и служанок, которых, безусловно, ко мне приставят, я безумно тревожусь, что окажусь никудышной матерью маленькому Годалмингу. Полагаю, вам известны определенные обстоятельства моего прошлого – а именно, что однажды я сделалась совсем плоха и мои близкие поместили меня в лечебницу, под профессиональную опеку Джека Сьюворда. То были тяжелые месяцы. Сейчас я почти полностью здорова, хотя некоторая нервная слабость так и осталась.
Я готова на все, лишь бы болезнь не вернулась. Дорогая Мина, пожалуйста, пообещайте навестить меня в скорейшем времени. Я нуждаюсь в вашем совете. Мне отчаянно не хватает доброго друга. Разумеется, все дорожные расходы мы возьмем на себя. Знаю, у Вас сейчас своих забот по горло, но я буду бесконечно Вам обязана, если Вы откликнетесь на мою просьбу.
Всегда Ваша
Кэрри
Я одолел девяносто страниц текста, и теперь шифр стал сложнее. Я должен его разгадать. Должен прочитать всю рукопись, всю историю целиком, иначе мои умственные усилия останутся бесполезными. Я столького еще не знаю! О Ренфилде и Парлоу. Об ужасной картине, мельком увиденной ими у железнодорожного пути. О следственных действиях, которые будущий безумец проводил в одиночку. О смехе в темноте и пророчествах цыган с Пикадилли. А ведь это только начало. Дальше будет больше, я уверен. Еще очень многое предстоит узнать. Шифр может быть – должен быть! – разгадан. Мне просто нужно время.
Кстати, о времени: смутно осознаю, что дни летят быстрее, чем следовало бы, и я даже пропустил мимо внимания ряд событий. Харкеры. Леди Годалминг. Бедный профессор. Многочисленные обязанности и обязательства, которыми, боюсь, последние две недели я пренебрегал. Непременно вернусь к ним при первой же возможности, а равно к своим заброшенным пациентам. Но сначала – шифр, дневник и, наконец, вся правда.
Дорогая Кэрри! Спасибо Вам за доброе, искреннее письмо. Прошу прощения, что не сумела ответить обратной почтой.
Дела у нас немного поправились. Профессору, похоже, стало чуть лучше – вероятно, благодаря усердным заботам мисс Доуэль. Сама Сара-Энн по-прежнему держится стоически, хотя мне кажется, в душе она таит тревогу, связанную (если я правильно истолковала приметы) с возлюбленным, который остался в Лондоне.
Квинси вернулся в школу на последнюю неделю семестра. Мы решили, что так будет лучше, поскольку атмосфера в доме вряд ли способствует здоровому душевному развитию впечатлительного мальчика. Я даже задаюсь вопросом, не могла ли она болезненно подействовать на психику нашего сына. Безусловно, в последнее время его поведение сильно изменилось против прежнего (если мне позволительно по секрету сделать Вам такое признание). Вдобавок, учитывая искренность Вашего письма, я надеюсь, что вы разрешите мне также признаться, что наши с мужем отношения сейчас несколько разладились. На мой взгляд, он слишком часто прикладывается к бутылке и карманной фляге.