Дитя Дракулы

– Вот и прекрасно, – проворковала Илеана. – Ты готов повиноваться?

Я опять кивнул. Одним привычным стремительным движением она набросилась на меня, прокусила вену и принялась жадно, взахлеб пить. Я впал в экстатическое состояние, потом провалился в беспамятство. Когда очнулся, об Илеане напоминали лишь следы от укуса на мне и животный запах, оставшийся от нее на простынях. С наступлением милосердного рассвета я сделал эту запись и теперь в мучительном, но одновременно радостном возбуждении жду следующей атаки на город.

Дневник Мины Харкер

6 января. Вообще-то, состоявшееся сегодня печальное мероприятие – погребение бренных останков профессора Абрахама Ван Хелсинга на шор-гринском кладбище – должно было стать для всех нас твердой точкой, знаменующей конец этого трудного жизненного периода. Оно должно было дать нам повод поскорбеть, выразить свое горе любым угодным нам способом, а затем начать восстанавливать все, что было прежде в наших маленьких, но счастливых жизнях. Однако по причинам, которые я раскрою ниже, упомянутое мероприятие породило в нас не чувство завершенности, а скорее ощущение, что судьба неумолимо настигает нас и что теперь события развиваются со страшной скоростью. Чем все закончится, боюсь даже думать.

День начался с горького расстройства и закончился самыми ужасными предчувствиями. Занимаясь приготовлениями к похоронам профессора, я планировала скромную закрытую церемонию, предшествующую публичной поминальной службе, которая состоится в Лондоне одиннадцатого числа. Но из-за отсутствия потерянных друзей прощальная церемония оказалась до неприличного малолюдной.

Бедный Джек по-прежнему числится среди без вести пропавших (где же он, беспрестанно спрашиваю я себя, где же он, где?), а мисс Доуэль, полагаю, навсегда исчезла из наших жизней. Я надеялась, что рядом с нами будут лорд и леди Годалминг (Артур наверняка хотел бы проводить великого голландца в последний путь), но здесь меня ждало разочарование. В начале одиннадцатого утра, за два часа до похорон, когда я работала в своем кабинете, легкий стук в дверь возвестил о появлении служанки.

Она доложила, что меня желает видеть некий джентльмен, только сейчас прибывший из Сассекса.

– Лорд Годалминг? – спросила я.

Служанка нервно мотнула головой.

– Кто же?

– Он назвался мистером Эмори, мисс.

Я велела проводить посетителя ко мне, и она поспешила прочь, чтобы выполнить распоряжение.

Когда мистер Эмори с глубоко опечаленным видом вошел в комнату, одетый во все черное и с траурной повязкой на рукаве, на меня волной накатило смутное беспокойство. Благородный слуга выглядел усталым и осунувшимся, что явно объяснялось не только долгой поездкой из Сассекса в наше графство. Даже его широкие плечи сутулились, словно под тяжестью невзгод, а его фигура, при описании которой я употребила бы слова «мускулистая полнота», казалось, несколько усохла.

– Полагаю, мадам, вы удивлены, что я явился в ваш дом один, – сказал Эмори.

– Да, и не настолько приятно, как хотелось бы, – признала я. – Надо ли понимать, что вы здесь как представитель семейства?

– Да, мадам. Лорд и леди Годалминг прислали меня вместо себя.

– Понятно.

– Разумеется, они передают нижайшие извинения. Боюсь, с их стороны, а особенно со стороны моей госпожи, было бы крайне неразумно приехать сегодня. Они отправили меня с письмом, в котором объясняют причину своего отсутствия.

Он достал из кармана тонкий манильский конверт[54]. В нем находилось послание от Артура, написанное в довольно сухом и формальном тоне, какого и следует ожидать от человека его происхождения и воспитания, но при этом оставлявшее впечатление, будто за каждым спокойным, сдержанным словом в нем скрывается крик отчаяния.

Письмо я сохранила, вложив между страницами дневника.

Письмо лорда Артура Годалминга – Джонатану и Мине Харкер

6 января

Дорогие Джонатан и Мина! К настоящему времени, увидев на своем пороге мистера Эмори одного, вы уже поняли тот печальный факт, что мы с Кэрри не будем с вами на сегодняшней церемонии, за каковое нарушение долга мне очень стыдно. Вероятно, вы уже догадались и о причине нашего отсутствия. Бедная Каролина так и не оправилась после потери ребенка. На самом деле с тех пор, как вы, Мина, видели мою жену в последний раз, ее состояние лишь неуклонно ухудшалось. Боюсь, ее рассудок сорвался с якорей, и теперь несчастную уносит в темные пределы, из которых вернуть ее будет чрезвычайно трудно.