Время мое неумолимо истекает, а потому у меня нет возможности сколько-либо подробно описать свои поиски, которые с каждой минутой становились все лихорадочнее. Нет возможности обстоятельно рассказать, как я рыскал по всем комнатам и коридорам или как возрастала моя тревога, превращаясь сначала в страх, а потом в ужас. Достаточно будет просто сообщить, что в конце концов я нашел всех четверых своих слуг в судомойне – мертвыми и уложенными друг на друга с неуместной, прямо-таки издевательской аккуратностью. Все они были белее мела: полностью обескровлены. На полу вокруг них я не увидел ни пятнышка: где бы теперь ни находилось вещество жизни, еще недавно текшее у них в жилах, в моем доме его не было. Я попытался (правда, изо всех сил попытался) прочитать молитву за упокой душ этих несчастных, но ничего не вышло. Слова попросту застряли у меня в горле.
Я повернулся и бросился прочь из дома, на свет дня.
На улице меня охватило страшное замешательство – в прежние дни такое состояние я счел бы адовым проклятием, но в последнее время оно стало для меня слишком привычным.
Мне следовало бы взять кэб до Скотленд-Ярда. Но вместо этого я, повинуясь инстинкту, двинулся к центру города пешком.
Знакомый старый путь. Я – как почтовый голубь. Мои ноги, голова, душа лучше знают, где мое место сейчас.
С такими вот глупыми и губительными мыслями в голове я пустился в свой последний поход. Я надеялся, что еще можно что-то сделать, чтобы исправить мое предательство и восстановить справедливость. Но если я и питал какие-то надежды, все они были пустыми – пустыми, тщетными, беспочвенными.
Я торопливо шагал по улицам, в скупом свете январского дня. До вечера было еще далеко, но казалось, темнота с пугающим упорством вторгается в мир даже раньше, чем бывает в самую глухую зимнюю пору. Тени вокруг удлинялись с противоестественной скоростью, словно минуты текли гораздо быстрее, чем допускает наука. Температура воздуха, по ощущениям, стремительно падала, и я в своем теплом пальто начал дрожать от холода.
Я шел и шел вперед. Но идти становилось все тяжелее. Каждый следующий шаг давался все с большим трудом, требовал все большего напряжения сил. Даже не знаю, как описать это тому, кто ни разу не испытывал ничего подобного, – ну разве только скажу, что ощущение было такое, будто к поясу сзади у меня привязан незримый эластичный шнур и чем энергичнее я порываюсь вперед, тем сильнее меня тянет назад. Как долго это продолжалось, не могу сказать, но точно знаю, когда (уже в сумерках) и где (на углу Блайли-стрит) мне открылась истинная причина моего состояния.
Там, в быстро сгущающихся тенях, я услышал в своей голове хорошо знакомый голос с легким европейским акцентом, вызывающий в воображении картину густого леса и пустынной дороги.
– Мой милый Квайр, мой Амброз, тебе от меня не скрыться.
Илеана присутствовала рядом – и отсутствовала. Я не видел ее, но она была здесь, со мной. Словно тонкий туман или звуки далекой музыки. Голос ее звучал шипящим шепотом.
– Даю тебе последнее задание, которое ты выполнишь в обмен на наши щедрые дары.
Я воспротивился. Если когда-нибудь появится рассказ об этих печальных событиях, пусть все знают и понимают: я сопротивлялся до последнего. Я попытался побежать, но безуспешно. Я хотел закричать, но не сумел издать ни звука. Я изо всех сил постарался выбросить Илеану из головы, но лишь обнаружил, что она уже давно там поселилась и теперь полностью контролирует мой ум.
– Ты возьмешь это, поставишь под свой стол и дождешься… – Призрачная Илеана на миг умолкла, словно наслаждаясь забавным моментом. – Своего мученического подвига.
К концу фразы в моих руках – неведомо откуда – появилось что-то увесистое. Большой коричневый саквояж. Каким образом он возник из пустоты, не могу сказать, единственно замечу, что на память приходят заявления некоторых медиумов и спиритов о возможностях материализации. Я сразу понял, что это за саквояж и что он означает. Ведь по свидетельствам очевидцев предыдущих взрывов каждому из них непосредственно предшествовало появление какого-нибудь бедняги с точно таким вот вместилищем.
– А теперь ступай, – велела Илеана. – Иди и выполни Его дело.
Далее последовал черный провал в сознании, а когда я вернулся к действительности, то снова был один. Илеана исчезла, и я поднимался по ступеням к дверям Скотленд-Ярда.
Завидев меня, подчиненные расступались. Надо полагать, вид я имел странный, оглушенный, и в мою сторону было брошено много удивленных, неодобрительных и недоверчивых взглядов. Только тогда, на моем горестном пути в кабинет, где я сейчас сижу и пишу свои последние слова, я окончательно понял, что Илеана безраздельно властвует над моим умом и я уже полностью лишился свободной воли. Ибо, хотя при каждом следующем шаге внутри у меня все бушевало и кричало, я не мог издать ни звука и не мог заставить свои ноги отступить хотя бы на дюйм от предопределенного пути. Я стал безгласным пленником в своем собственном теле. Такова цена наслаждений, дарованных мне трансильванкой. Таковы последствия сделки с вампиром.