В четвертой таверне я выступил в более прямой манере, чему, вероятно, способствовало употребленное спиртное. Купив очередной нечистый стакан выпивки, я в лоб спросил хозяина, потного узколицего малого, знает ли он некоего Коули из Молодчиков Гиддиса.
Он резко вскинул грязную ладонь, пресекая всякий дальнейший разговор.
– Но вы же знаете имя, – не сдавался я. – По глазам в вижу – знаете.
Хозяин перегнулся через стойку нервным, порывистым движением.
– Уходите отсюда, – сказал он. – Мой вам совет. Уходите отсюда и возвращайтесь домой.
– Но я никому не хочу причинить вред.
– Охотно верю. Вот только здесь полно тех, кто очень даже захочет причинить вред вам.
Я собирался воспользоваться полученным преимуществом и задать следующий вопрос, но хозяин вдруг уставился на что-то позади меня, рядом с дверью. Заметив мой взгляд, он тотчас потупился. Я обернулся и увидел фигуру, метнувшуюся к дверному проему и выскочившую на улицу.
То была фигура не мужчины, а женщины. И я ее узнал с одного мимолетного взгляда. Сердце мое исполнилось невыразимой радости. Радости, но также и чувства вины, да, глубокой вины. Я выронил стакан и бросился вон из таверны.
– Сара-Энн! – громко позвал я. – Сара-Энн!
Она не остановилась, даже не замедлила бега – словно вообще меня не услышала.
– Прошу вас! – крикнул я. – Пожалуйста, остановитесь!
Она продолжала бежать, и я пустился вдогонку. В следующую минуту она резко свернула влево и скрылась в темном переулке. Без малейшего колебания я последовал за ней. Сердце мое бешено колотилось, и я задыхался от счастья при мысли, что и сейчас все еще могу спасти девушку.
Помню, как бежал, да. Помню, как надеялся. Помню, как весь дрожал от усилий. Помню, как колыхались ее золотистые волосы, исчезая в темноте.
Дальше не помню ничего. Ровным счетом ничего.
Я проснулся рано утром, раздетый, рядом с женой. В первый момент попытался убедить себя, что мои ночные приключения просто привиделись мне во сне. Однако при беглом осмотре обнаружил, что весь в какой-то грязи и в ссадинах. Я не поддался панике и не потерял головы. Тщательно вымылся, пока Мина не проснулась, и быстро оделся в свежее. Сегодня мы покидаем Лондон и возвращаемся домой. Это ужасно похоже на бегство.
Я не стал рассказывать жене о ночных событиях. А она ничем не показала, что хотя бы заметила мое отсутствие.
Что с нами происходит? Господи боже, что происходит со всеми нами?
Я не могу поверить – я отказываюсь верить – в самое худшее.
Пару недель я не имел особой возможности писать здесь, все мое время занимала работа на «Пэлл-Мэлл». Я сочинил для этого возрождающегося печатного органа множество заметок[59]
, в которых требовал не только самого сурового наказания для преступников, совершающих нападения на нашу столицу, но также и масштабного пересмотра всего нашего поведения как нации. Снова и снова я доказывал, что нам следует вернуться к изначальным принципам: сила, стойкость в убеждениях и готовность в определенных ситуациях принимать меры, которые людям слабым и нерешительным могут показаться жестокими.Слова лились из меня потоком. Я уже давно не писал столь легко и бегло. И читатели откликнулись весьма живо. Мне сообщили, что письма с одобрительными отзывами приходят мешками.
Сегодня днем я посетил редакцию – по приглашению не кого иного, как мистера Сесила Карнихана, – и должен сказать, впечатления от визита остались самые приятные. Встреченный у дверей предупредительным клерком, я был с большой помпой препровожден к кабинету заместителя редактора, который принял меня без малейшей задержки и, невзирая на ранний час, поднес мне бокал хорошего вина – другими словами, обращались со мной со всем уважением и почтением, на какие вправе рассчитывать человек моего ранга. Ничего общего с предыдущим визитом!
Когда клерк удалился, а я удобно уселся напротив моего друга Карнихана, молодой газетчик подался вперед в своем кресле и поднял в тосте свой бокал:
– Ну, мистер Солтер…
Тут молокосос умолк, вне сомнения, ожидая, что я настойчиво попрошу впредь называть меня просто по имени.
Черта с два! Я и не думал доставлять ему такое удовольствие.
Просто отпил глоточек вина и стал ждать.
– Мистер Солтер, – наконец продолжил Карнихан. – Я пригласил вас сегодня, чтобы принести вам свои самые сердечные поздравления.
Я был скромен и великодушен.
– Вы очень добры.
– С тех пор как на наших страницах начала появляться ваша колонка, тиражи газеты значительно выросли. Никто не скажет, что я человек мелочный или не способный признавать свои ошибки.
Я улыбнулся.
– А посему я счастлив сообщить вам, сэр, что вы были правы, а я заблуждался. Действительно, в обществе есть большой интерес к мнению человека, подобного вам. Ваши аналитические заметки сделали вас знаменитым, а нас всех изрядно обогатили.