Дитя Дракулы

– Я только рад, что в конце концов вы всё поняли, – сказал я. – Однако без вашей поддержки я бы нипочем не поднялся на нынешний уровень. Не будьте слишком строги к себе, мистер Карнихан. Ведь именно благодаря своей мудрости вы сумели признать истинность моих суждений… в конечном счете.

– Благодарю вас, – сказал он. – И я хочу, чтобы вы знали, насколько высоко все мы в «Пэлл-Мэлл» ценим вашу работу. В самом деле, вы стали полноправным членом нашей большой семьи. Если вам что-нибудь от нас понадобится… что угодно…

– Вы очень любезны, – улыбнулся я. – Но вам совершенно не о чем беспокоиться. Я простой человек, умеющий наслаждаться простыми удовольствиями. Меня нельзя купить.

Казалось, при этих моих словах он вздохнул с облегчением.

– Я не собираюсь покидать вас, мистер Карнихан, ради какой-нибудь другой, более богатой газеты. В «Пэлл-Мэлл» вся моя жизнь. Будьте уверены, сэр, пока вы во мне нуждаетесь, я останусь с вами.

Молодой человек просиял:

– Превосходно, коли так!

– Наше здоровье, – произнес я и опрокинул в рот остатки вина.

– Позвольте налить вам еще, – сказал Карнихан и с чрезвычайным проворством наполнил мой бокал, подавшись ко мне через стол. После чего проговорил вполголоса, словно опасаясь посторонних ушей: – Мистер Солтер, я хотел кое о чем спросить вас.

– Ради бога.

– Ваши друзья…

– Какие такие друзья?

Чуть поколебавшись, он пробормотал:

– Ну… фракция Тэнглмира…

Я ухмыльнулся, ничего не сказал и отхлебнул очередной изрядный глоток.

– …или как вам угодно их называть, – еле слышно закончил Карнихан.

– Я понимаю, кого вы имеете в виду, – наконец смилостивился я.

– Чего они хотят? В смысле, какова их конечная цель?

На секунду я задумался, сказать ему всю правду или все-таки не стоит. Сумеет ли он справиться (как справился я) с преходящими, но неприятными сомнениями и чувством вины, которые неизбежно возникают при мысли о кровопролитии, пусть и ради такого благородного и совершенно необходимого дела? Нет, конечно. Смешно даже спрашивать. Такие, как Карнихан и как большинство представителей его поколения, не привыкли ни принимать трудные решения, ни жить с ними. А потому в конечном счете я ограничился лишь малой толикой правды.

– Они хотят сначала разжечь пламя. Потом предать страну огню. А когда все закончится, мы все вместе воздвигнем новое, лучшее царство на пепелище наших ошибок.

Дневник доктора Сьюворда (запись от руки)

15 января. Прошло четыре дня с тех пор, как ко мне впервые вернулось сознание. Туман в голове еще не рассеялся полностью. И все же я пошел дальше, на самый край Англии, к морю.

Пишу эти строки на берегу, где построил временное жилище среди песка, камней и плавника.

Знаю, что был очень плох – в таком состоянии меня самого надлежало бы поместить в психиатрическую лечебницу, – но также знаю, что сейчас уже иду на поправку. С каждым днем мои силы понемногу прибывают.

Неподалеку находится крохотный городок, который на самом деле едва ли больше деревни.

Называется он, конечно же, Уайлдфолд.

Я прокрался туда под покровом темноты и добыл скудное пропитание на помойной куче.

Медленно, но верно выздоравливаю, потихоньку набираюсь сил и все яснее понимаю, в чем состоит моя цель.

Уверен, многое произошло в Лондоне и с людьми, которых люблю. Но я точно знаю: мое место здесь.

Откуда я это знаю?

Да просто я видел их здесь, в этой глуши. Видел, как они скользят в тенях. Видел, как странная инфекция, носителями которой они являются, начинает распространяться.

Я должен был увидеть это раньше. Должен был сразу все понять. Великая и могущественная сила пошла в наступление на нас, поначалу исподволь, почти незаметно, но теперь все смелее и решительнее. Думаю, она уверена в своем всеведении. Но все предугадать она не может. Наверняка она уже допустила ошибку, пускай совсем маленькую. И возможно… да, возможно, самый факт, что я выжил, служит тому доказательством.

Из личного дневника Мориса Халлама

16 января. Кажется, весь мир объят смятением. Скорее всего, так и есть, если я чувствую это даже здесь, в одинокой тишине своей комнаты, в своем роскошном гнезде.

Иногда задаюсь вопросом, не может ли мое тело – этот полуразрушенный двигатель, забитый смолой и туманом, почти полностью исчерпавший свой ресурс полезности, – служить своего рода метафорой бедствий, которые обрушиваются на нацию. Ибо внутри меня ворочается, содрогается, корчится некая сущность. Я знаю ее имя, хотя и боюсь произнести лишний раз. Она рвется наружу, она жаждет родиться, но чем ближе срок родов, тем яростнее она бьется и тем большие страдания мне причиняет. Ее бешеное стремление вырваться на волю для меня означает лишь боль – боль и уверенность в своей скорой смерти.

Все началось, насколько теперь понимаю, когда мы вошли в трансильванскую крепость и меня заставили испить из Черного Грааля, хотя физическая боль впервые появилась только в Париже. Зародилась она в животе, где-то глубоко внутри, но теперь беспрепятственно разливается по всему моему организму.