Мне всегда было это тяжело. А сейчас… Сейчас у меня ощущение, что я старше их на целую жизнь. У меня совсем другие приоритеты. Я знаю, что такое бороться за жизнь. И что значит каждый момент этой самой жизни. Именно поэтому в школу я бегу с радостью. Ведь это на шаг приближает меня к тем, кто здоров, и я могу почувствовать себя такой, как все».
Этот отрывок — сплошное противоречие. Вслушаемся:
«Я обычный подросток»,
но одновременно — «я пытаюсь жить обычной жизнью»…«Немногое, что меня отличает»,
— и, с другой стороны, «я старше их на целую жизнь»…«Совсем другие приоритеты»
— и вместе с этим «желание почувствовать себя такой, как все».«Все»
— это те, кто не болен, кто находится по ту сторону больничных стен. Но желаемое единство с ними вряд ли возможно, ведь теперь это — «Они», живущие совсем другими интересами, тревожащиеся совершенно по другим поводам. И встреча с ними не происходит. Она возможна на другом уровне, доступном только «местным», находящимся, как и я, внутри больничных стен. Кстати, когда возвращаешься в отделение после отпуска, чувствуется неуловимое отчуждение. Другие дети, другие родители. «Местные» сменились. Смотрят настороженно: «Кто это такой?» Но вот подходит кто-то из «стареньких», здоровается по-свойски, тепло. Остальные замечают это, и тревожные взгляды сменяются любопытствующими. Всё, ты опознан, пусть и не как «свой», но по крайней мере уже не чужой.Это деление на «своих» и «чужих» — почти рефлекторно. В результате противоречие подстерегает ребенка и здесь: он желает «почувствовать себя таким, как все»,
но он отделен от общества этих «всех», не разделяющих с ним его судьбу. И в какой-то момент детям становится понятно, что Мы — уже не такие, как Они, ведь их волнуют другие проблемы. «Мне не о чем с ними разговаривать», «у них другие интересы», «мне неинтересно, они все время говорят не про то…» — так часто отзываются дети о своем общении с бывшими друзьями-товарищами. Это не значит, что болеющие дети не хотят иметь с ними дела. Хотят, но это общение должно включать вопросы и проблемы, которые принесла в их жизнь болезнь. «Мне неинтересно говорить о том, о чем говорят они», — этот горький вывод, тем не менее, подтверждает желание встречи, но эта встреча должна состояться в том новом смысловом поле, в котором оказался он, болеющий ребенок. Если этого не происходит, начинается Одиночество.Но одновременно с разрушением прежнего Мы идет и другой процесс. Во-первых, болезнь, как лакмусовая бумажка, показывает прочность связей семьи с другими людьми. Поверхностные отношения рвутся, но взамен формируется круг друзей, помогающих пережить этот сложный этап жизни… Об этом в один голос говорят и сама Изабель, и ее мама, и Сашин папа, и многие другие:
«Еще никогда в жизни мне не доводилось так осязаемо ощутить и оценить, в чем смысл и польза большой семьи или что такое подлинные друзья… А истинную цену отдельным друзьям можно распознать в такой трудной ситуации мгновенно, как при вспышке молнии»
[58].«…За это время вокруг нас сплотился круг друзей, помогавших во всем… Это была помощь в житейских делах. Но это освобождало нас для главного…»
[59]«Саша повернула мир, переставила ряды и высветила людей вокруг, показав, кто же ближний. Она просвещала, показывала всех в истинном свете…»
[60]Обратим внимание на слова, описывающие происходящее: «вспышка молнии», «истинный свет».
Вспоминаются слова из Евангелия: Свет Истины, просвещающий всякого человека, грядущего в мир[61]. Нет оставленности, есть напутствие, есть со-пребывание в правде, потому что сама Правда здесь, среди страждущих. Болеющий ребенок — проводник этой правды, позволяющей отличить своих от посторонних.* * *