– Но я сама этого хочу. Раньше я была такой же, как ты. Как Харкан. –
Голос ее прервался. Она задыхалась от страха, волнами захлестывающего ее тело. Обхватив ноги руками, она уткнулась лбом в колени.
А потом чья-то теплая рука начала медленно поглаживать ее между лопатками, описывая круги. Так всегда делал Харкан, когда ей было трудно заснуть. Так делала ее мать, когда Элиана в детстве отказывалась есть, скучая по пропавшему отцу. Они вместе сидели при свете умирающих свечей и ночь за ночью ждали, когда, наконец, послышатся его шаги на пороге.
– Нави, – прошептала Элиана со сжатыми кулаками. – Я не знаю, как это делать.
– Что именно?
Она не ответила. Через какое-то время Нави пошевелилась, раскрыла объятия, и Элиана без раздумий ринулась в них. Она зарылась лицом в грудь Нави и закрыла глаза, слушая размеренный стук ее сердца и ровное дыхание – вдох, выдох, вдох, выдох…
Постепенно напряжение, от которого мышцы Элианы словно завязались в тугой узел, стало уходить.
– Расскажи мне о твоей матери, – попросила Нави.
Что она может рассказать о матери? Элиана закрыла глаза.
Из глубин памяти всплыло воспоминание – неожиданное и болезненное. Она сидит в объятиях матери у нее на коленях, и Розен проводит ее крошечными пальчиками по изображению у нее на кулоне.
– Это реликвия, которая была в твоей семье в течение очень долгого времени, – шепчет ей Розен.
– А что это значит?
– Это изображение Одрика Светоносного. Ты помнишь эту историю?
– Он был великим королем, – шепотом отвечает Элиана с широко раскрытыми глазами, поглаживая раскинутые крылья коня и почерневшую фигуру на его спине. – А это как называется?
Элиана смотрит на мать, смешно наморщив носик.
Розен хохочет.
– Это священное животное. Давным-давно, на заре мира такие волшебные создания летали в небесах, и плавали в море, и бегали по зеленой траве. Это существо называлось…
– Шаваль. Я вспомнила. – Она поднесла кулон к губам и запечатлела поцелуй на носу лошади. – Это моя любимая лошадка.
В объятиях Нави Элиана покачала головой. Ощущение горя и потери пронзило ее сердце.
– Не могу. Только не о ней. Я…
Она вспомнил отчаянный крик Линнет.
Если бы только она знала, что случится, то никогда не пошла бы охотиться на Волка. Она улеглась бы на постель рядом с матерью и крепко прижала ее к себе, и делала бы так каждую ночь. Она сдвинулась бы с места только затем, чтобы вспороть живот тем, кто попытался бы ее похитить.
– Ну, хорошо, – Нави принялась гладить ее по голове. – Расскажи тогда о Харкане.
– Он был не просто моим возлюбленным – в любви ему не было равных. За исключением разве что той женщины, Элис, из борделя «Светлые воды». Господи, я пару раз чуть чувств не лишилась, до такой степени она была хороша…
– Не надо, Элиана, – пожурила ее Нави. – Расскажи о чем-нибудь, что для тебя действительно важно.
Элиана долго не решалась заговорить. Она наслаждалась нежным ритмом пальцев Нави, гладящих ее голову, и постепенно ее дыхание становилось медленным и спокойным.
– Почему ты пытаешься мне помочь? – спросила она наконец.
– Потому что меня тоже мучают кошмары, – ответила Нави. – И я рада, что мы с тобой в одной лодке.
Элиана помедлила, а потом нащупала руку Нави и крепко ее сжала.
– Хорошо, о том, что для меня важно, – произнесла она. – Харкан мечтал о том, чтобы в один прекрасный день мы все сбежали в Аставар. Он собирался научить меня выращивать помидоры и хотел, чтобы я носила соломенную шляпу.
Нави рассмеялась, и Элиана была настолько удивлена, что не сдержала улыбку. Она сжала пальцы Нави и рассказывала ей о Харкане, пока они обе не погрузились в сон.
Наступило утро. Ночью они переместились в постель Нави, и Элиана лежала в объятиях спящей подруги с чувством небывалого и полного умиротворения, но этому не суждено было длиться долго.
Не успев проснуться, она вспомнила:
Она выскользнула из постели, бросив последний взгляд на безмятежно спящую Нави, прежде чем вышла из комнаты.
В ее сердце снова разверзлась черная дыра, полная сомнений и зла, медленно пожиравшая то умиротворение, которое принесла ночь. Она отправилась на кухню. Надо поесть, сделать растяжку, а потом найти Саймона и потребовать помериться силами в поединке, чтобы размяться с утра.