Дитя Ойкумены

Нервничает, улыбнулась Линда. Ага, согласилась Регина. Как мальчишка. Нет, возразила Линда. Мальчишки нервничают иначе. Я знаю, я имею возможность сравнивать. Он совсем не прячется, этот Монтелье. Он нервничает демонстративно. Представляешь? Чего ему прятаться, рассмеялась Регина. Публичный человек, весь на виду. Это мы с тобой – мышки-нарушительницы. Доставай карточки…

К счастью, им удалось проскользнуть в ложу, не встретив никого из знакомых. Запершись, девушки достали тюбик со «Старичком». Гель приятно холодил кожу. Взяв капсулу с плесенью «Мондонга», Регина вспомнила вчерашний разговор с Оливейрой. Уяснив, что девушки не расположены более обсуждать достоинства и недостатки Фомы, герцог непринужденно сменил тему разговора. Я договорился с сеньором Монтелье, сказал Оливейра. Он посетит Террафиму в конце года.

Вы хотите устроить фестиваль, догадалась Регина.

Нет, сказал герцог. Я хочу познакомить сеньора Монтелье с Луисом Пералем, драматургом. Пьеса «Колесницы судьбы» могла бы лечь в основу замечательного фильма. Трагическая коллизия плюс эскалонский колорит. Если сеньор Монтелье согласится, я готов субсидировать производство картины.

О чем пьеса, спросила Линда.

О судьбе, ответил герцог. О мире и человеке. О юноше, сыне ювелира, отправленном учиться на Хиззац. Когда он вернулся доктором философии, родина встретила его ударами кнута. Философ, как показалось маркизу де Кастельбро, был недостаточно почтителен в разговоре с его светлостью. Слуги Кастельбро напомнили дерзкому, кто есть кто. Дальнейший сюжет позвольте опустить. Если желаете, я вышлю вам текст пьесы в переводе на унилингву.

Сюжет автобиографичен, спросила Регина.

Да, кивнул герцог. В большой мере.

III

– Ну как? – спросил Джошуа Фластбер, этнолог.

– Никак, – ответила Сибилла Трен, психир.

Не сговариваясь, оба посмотрели в сторону кустов молочая. Там, сидя на земле, маленький охотник Цагн сортировал подарки. Еду – отдельно, красоту – отдельно. Ничего другого овакуруа не брали. Охотно соглашаясь на исследования, местные дикари отказывались даже от железных ножей. Еда и красота. И то не всякая еда, и уж тем более не всякая красота.

Если подходящего подарка не находилось, овакуруа давали исследовать себя просто так.

– Ненавижу, – сказала Сибилла Терн, психир. – Кажется, что я два часа билась лбом в стенку. Это не человек. У него нет мозгов. Вообще.

– Есть, – возразил Джошуа Фластбер, этнолог. – Медсканер показывает, что есть. Эксперты Лиги утверждают: овакуруа – люди. Все овакуруа Мондонга так обычны, что меня от них тошнит. Все, кроме обитателей пустыни Карагуа. Каменный век, каменные головы.

– Если бы только головы! Помнишь, они притащили в поселок юношу с распоротым животом? Сказали, что несли издалека, пять дней. В госпитале раненому удалили два метра кишечника. Через неделю он плясал у госпитального въезда, радуясь восходу солнца. И знаешь что? Я разговаривала с врачом, делавшим операцию. Дикарь категорически запретил использовать наркоз. Врач думал, парень изойдет криком. Ничего подобного. Во время операции он рассказывал врачу сказки.

– Сказки – их коронный номер. Я записал уже сотню кристаллов.