Дитя подвала

– Интересно, что на этот раз? – задыхаясь, выкрикнул Сергей и, открыв дверцу, мешком вывалился из машины. Он едва успел подняться на дрожащие ноги, как его вывернуло наизнанку. Густая желчь потоком хлынула на обочину, от образовавшейся лужи стал подниматься зловонный пар. Голова кружилась так, что он едва удерживал равновесие.

– Что ты использовал, маленький говнюк? – отплевываясь, спросил Малышев. – Опять какая-нибудь дрянь? Или твое собственное дерьмо, Арчи? Не удивлюсь – ты весь состоишь из яда…

Из почерневшей дырки на плече продолжала течь кровь, насквозь напитывая пропотевшую рубашку.

«Нужно прижечь рану».

Он с трудом влез обратно на сиденье, вставил прикуриватель в «гнездо» и трясущимся пальцем утопил шляпку.

«Если это не убьет яд, то хоть остановить кровотечение».

Когда нихромовая спираль прикуривателя достаточно нагрелась, раздался щелчок, и Малышев вытащил раскаленный патрон наружу. Глубоко вздохнув, с силой прижал его к ране. Сырое мясо зашипело, кабина наполнилась запахом паленого. Из глотки мужчины вырвался звериный вопль, и он потерял сознание.

Он пришел в себя на рассвете, совершенно разбитый и изможденный. Каждый квадратный сантиметр тела стонал от нестерпимого жжения, конечности сотрясал колкий озноб, зубы, лязгая, выбивали беспорядочную дробь. Находясь на грани безумия, Малышев был готов поклясться, что его распороли скальпелем от шеи до пупка, выскребли все потроха, перемололи в мясорубке и, смешав их с кашей из дерьма и битого стекла, с хлюпаньем сунули получившуюся слякоть обратно, после чего наспех заштопали.

Кончиком языка Малышев провел по шершавым губам, скользнул взглядом по зеркалу заднего вида.

«Лучше в гроб кладут, – подумал он обреченно. – Копать-хоронить…»

Посмотрев на часы, он содрогнулся. Судя по всему, он провалялся в отключке более четырех часов.

Сергей повернул голову назад, проверяя, что с сыном.

Артур тоже пришел в себя и теперь сидел, вжавшись в стенку микроавтобуса. По его телу рябью пробегала зыбкая дрожь, от исступленной ненависти на лице, с которым он бросался на отца с ножами там, в доме, не осталось и следа. Теперь Артур был похож на забитого, насмерть перепуганного подростка, которого родители случайно застукали курящим на балконе.

– Папочка, – дрожащим голосом заговорил он. – Папочка, что происходит?! Где мы?

Малышев засмеялся хрюкающим смехом.

– Что, память отшибло? – язвительно поинтересовался. – Ну это дело поправимое, Арчи. Потерпи немного, и я тебе ее освежу.

– Папочка… – жалобно захныкал парень, но Сергей уже заводил «буханку».

Он должен справиться с управлением. Дорога до «Логова» и так заняла почти всю ночь.

Спустя минуту автомобиль тронулся с места.

Когда микроавтобус остановился возле зарослей, золотистый шар солнца уже поднимался над верхушками громадных елей.

– Давай, сынок, – засопел Малышев, распахивая двери «буханки». – Осталось совсем немного.

В нос тяжелым хуком ударила вонь – смесь из пота, мочи и свернувшейся крови, которой была измазана шея и лицо сына.

– Прямо как ребенок, – покачал головой Малышев.

Однако как только его рука коснулась Артура, тот заверещал не своим голосом. Не раздумывая, Сергей подтянул к себе его тело и коротким ударом в челюсть вновь отправил его в бездну беспамятства.

– Ты начинаешь меня утомлять, – буркнул он. Вытащив Артура наружу, он взвалил его на плечи и поплелся в лес. Сил на маскировку автомобиля ветками не было.

* * *

Его тело было невесомым, и оно парило среди белоснежных облаков воздушным перышком.

Он улыбался, щурясь от теплых лучей солнца, они гладили его бледную кожу, словно сетуя, что только сейчас могут украсить ее ровным шоколадным загаром.

Он был счастлив. Он ощущал себя бабочкой-однодневкой. Родиться с рассветом, чтобы тихо угаснуть на закате, насладившись теми часами, которые милостиво предоставила тебе жизнь.

Его память можно было сравнить с чистым листом бумаги, только-только извлеченным из пачки. Кипенно-белый лист, абсолютно ровный, без единого загиба, излома и царапины.

Он родился счастливым и умрет в этот же день, преисполненный ощущением полного умиротворения. За этот срок он не узнает о людских пороках. Он не столкнется с предательством, ложью, алчностью, трусостью и лицемерием. Он не испытает страданий, ни физических, ни душевных. Если только…

Странный удар сотряс небосвод, и потоком воздуха его резко бросило в сторону.

Он судорожно вздохнул.

Что это?

Новый удар, и солнечные лучи начинают тускнеть. Солнце уже не такое ласковое и нежное, оно хмурится. И он, глядя на солнце, тоже неосознанно сдвигает брови.

Третий удар.

Лучи заметно холодеют, начиная бледнеть. Дует ветер, изгоняя прочь пушистые облака. Теперь их место занимают промозглые тучи, разбухшие от скопившейся влаги.

После четвертого удара солнце исчезает и начинается дождь. Каждая капля похожа на серебряную иглу, и, попадая на его кожу, она оставляет красное пятнышко. Он кривится, глаза намокают от слез.

Больно.

Почему все изменилось?

Еще один удар, и он начинает падать вниз.

Прямо как бабочка с оторванным крылом.