Дитя среди чужих

В Южной Калифорнии зима приносит не снег и лед, а раннюю темноту. Жестокий сезон подгоняет дни, как озорных школьников, отбирая у серферов возможность поплавать подольше и заполняя автострады в час пик змеей с тысячью глаз из белых фар вместо металлического отражения сумеречного Сан-Диего, размазанного по бесконечным ряду сияющих автомобилей.

Люди в Южной Калифорнии выросли на солнечном свете, они дышат им так же, как загрязненным воздухом — каждый день, каждый час. Поэтому зимние месяцы раздражают, если попросту не бесят. Темнота в Калифорнии угнетает. Ее обитатели становятся неуверенными, почти неловкими, беспокойными. А когда зима наступает рано, прямо перед поездкой домой с работы или в конце скидочных часов в баре, она может даже вызвать жуткую тревогу у тех, кто привык видеть ярко-желтое солнце над головой как своего рода постоянное, очевидное божество.

В зимние месяцы ранняя ночь, кажется, погребает город заживо вместе с длинными пляжами, пригородами и холмами с густыми лесами, которые создают естественный восточный барьер для центра Сан-Диего. Когда ночной прилив накрывает город и его окраины, живущие там становятся более восприимчивыми к размышлениям, беспокойству или приступам рыданий; они будут стремиться ко сну, молясь побежденному богу солнца об утешении, о блаженстве бессознательного состояния, пока снова не вернется свет.

В доме Торнов Дэйву и Мэри приходится пережить еще одну холодную, сырую ночь без своего мальчика. Зная, что Генри где-то одинок и напуган, продрог от ранней темноты, нелюбимый, как самая холодная, самая далекая звезда.

К полуночи под действием снотворных Дэйв и Мэри засыпают в тепле и безопасности своей спальни, оставляя полицию и ФБР следить за их домом, телефоном и окрестностями. Оставляя саму ночь.

В квартире с двумя спальнями на третьем этаже недалеко от района газовых фонарей Сали Эспиноза сидит на диване и пьет третий бокал виски. Он выпил бы и четвертый, если бы в бутылке что-то осталось. Сали смотрит в телевизор, который в сотый раз показывает лица тех, кого разыскивает ФБР для допроса по делу о похищении десятилетнего Генри Торна. Несколько минут спустя пустой стакан падает на ковер, рука мужчины ослабевает и безвольно разжимается, поскольку ее хозяин спит.

Менее чем в двенадцати милях, на южной оконечности лесистой гряды, обозначенной как Национальный лес Кливленда, притаился ветхий домик, стоящий там по единственной причине — когда-то ему был присвоен статус исторического памятника избиравшимся на один срок конгрессменом, чей прадед укрывался там несколько дней более ста лет назад. Предка конгрессмена преследовали до самого дома военнослужащие Первого кавалерийского полка армии Союза, когда он пытался пересечь пустыню и отправиться сражаться на стороне конфедератов, базирующихся в Техасе. Он и еще трое мужчин прятались там вместе с хозяйкой дома, которую взяли в заложники — вдовой средних лет по имени Хелен Баттерфилд. Позже ее застрелили из-за ночной попытки к бегству — по словам сочувствующих, она хотела предупредить о мужчинах армию Союза.

Хотя дому и было присвоено историческое значение, он так и не получил свою мемориальную доску, поскольку конгрессмен от Пятьдесят первого округа был отстранен от должности уже после одного срока.

Но даже так, дом все еще стоит.

Брошенный. Нелюбимый, нежеланный, незамеченный.

До этих пор.

Для старого дома это лишь еще одна ночь. Еще один ранний зимний вечер, опускающийся, как люк, на мягкий, золотистый полдень в Сан-Диего.

Однако обитателям дома темнота кажется зловещей. Угроза, с которой нужно бороться, словно ночь может внезапно ожить и ворваться, выбить окна и выломать двери, безжалостно вторгнуться, пожирая всех на своем пути.

Пока холод кусает пальцы и обволакивает ступни, морозит носы и щеки, люди, укрывающиеся в доме, чувствуют себя скорее в ловушке, чем в безопасности; осажденными, а не осаждающими.

Окно, которое выбил Джим, снова закрыто простыней, но холодный воздух без всяких усилий проникает внутрь. Дом почти не хранит тепло, стены тонкие и хлипкие, как картон; подвал под ними — ледник, вырабатывающий влажный холод, ползущий сквозь решето из щербатых половиц. Ветер пробирается под двери и плохо запечатанные оконные рамы, как мстительный призрак.

Дженни пришла в себя, что успокаивает Грега и позволяет всем сосредоточиться на холоде и гложущем голоде, а не на благополучии Дженни.

На кухне воняет дымом, а единственный нормальный стол теперь разбит в щепки. Время от времени личинки бесцельно ползут по полу или столешнице. Воздух, просачивающийся через разбитое окно и из подвала внизу, окончательно делает помещение непригодным для жилья. Лиам даже взял молоток Пита и оставшиеся гвозди, чтобы прикрепить запасное одеяло к пустой дверной раме и не дать холодному, вонючему кухонному воздуху проникать в остальную часть дома.

— Сейчас, наверное, градусов сорок, а такое чувство, что мы разбили лагерь в Арктике без палатки, — беззлобно замечает Грег, и Джим хмыкает в знак согласия.