Дитя среди чужих

Лиам не отвечает, а просто тянется за туалетной бумагой.

— Мне надо помыть руки, — говорит Генри, но Лиам качает головой.

— Прости, тут нет водопровода. И мыла. И душа, и ванной, и раковин. Противно, понимаю, но это временно.

— Тогда как мне помыть руки?

Лиам оглядывается и показывает на пучок травы.

— Просто… вытри о траву.

Генри смотрит на Лиама, потом на траву.

— Это ужасно, — говорит он. — Я не вытру руки, я просто все размажу.

Лиам пожимает плечами.

— Прости, парень. Как я и сказал, это временно.

— Какая гадость. Когда будем внутри, я возьму бутылку воды и мыло. Мне не нужны болезни.

Лиам берет Генри за плечо — мягко — и ведет к дому.

— Посмотрим. Может, что-то и найдем, хорошо?

Генри не отвечает. Он старается не хромать.

— Кстати, — небрежно говорит Лиам, но Генри чувствует серьезность тона, острое желание знать. Мужчина останавливается и поворачивается лицом к Генри, который тоже встает на месте. Лиам кажется темным силуэтом, солнце, взошедшее в небе за его спиной, заливает светом его волосы и уши, небо туманно-пастельно-лимонного цвета, холодное. — Как ты узнал о картах Пита? Только без брехни. Не неси мне чушь типа «я просто шутил». Я на это не куплюсь. И Пит тоже не купился. Именно поэтому он так разозлился. Из-за денег, да, но еще и потому, что ты его немного напугал. И, если честно, меня ты тоже немного пугаешь. Так что выкладывай. Как тебе удалось провернуть этот трюк?

Генри изучает темный профиль Лиама. Он напоминает ему об отце.

Эта мысль совершенно не утешает.

Генри пожимает плечами.

— Я прочитал его мысли. Видел то, что видел он. Иногда с такими, как Пит, сложнее, потому что он тупее животного, и мне из-за этого трудно видеть. Но если я сконцентрируюсь, все не так уж плохо. Особенно если надо увидеть что-то визуальное, а не просто, ну… что-то в голове.

Лиам ничего не говорит, затем кладет руку на спину Генри, и они продолжают идти к дому. Сделав несколько шагов, он снова останавливается и, опустившись на колени, заглядывает Генри в глаза.

— Ответь мне еще вот на что, — говорит Лиам, пристально изучая лицо Генри, словно ища признаки лжи. — У тебя повреждение мозга или что-то в этом роде? В смысле, серьезно. Ты, что, больной? Я знаю о несчастном случае и о твоем психиатре. Мы много чего о тебе знаем.

Лиам улыбается, и Генри видит цвета в его сознании. Ярко-красный. Крапинки темно-фиолетового. Цвета задиры. Злые цвета.

— Я знал, что ты странный, — говорит мужчина издевательским тоном, — но черт, чем больше я с тобой нахожусь… у тебя как будто не в порядке с головой. Понимаешь?

Лиам словно готов засмеяться, но Генри не реагирует. Он не отворачивается, заглядывает глубоко в сознание Лиама, за маски, за сарказм, за жестокость. «Он ослабил бдительность, — думает Генри и наслаждается открытым сознанием. — Он боится».

Генри слышит голос своего отца:

Скажи ему о том, что мы обсуждали, Генри. Но не слишком много. Так, помаленьку… пусть просто задумается. Сможешь?

Генри сможет.

— У меня к тебе вопрос, — говорит мальчик, и Лиам смеется, как кажется Генри, несколько натянуто.

— Ну давай, — говорит он. — Я слушаю.

— Раз уж ты заговорил о повреждениях мозга, — начинает Генри, аккуратно подбирая слова и уже видя переживание в сознании Лиама, — и меня помог выкрасть Фред, который просто притворялся…

— Ага, — говорит Лиам, его улыбка слетает, лицо тяжелеет.

— Мне интересно, почему ты так его боишься. В смысле, если бы я не знал, то подумал бы, что ты его сучка.

Лиам опускает глаза на Генри, на скулах заиграли желваки.

— Так же, как Пит — твоя сучка, — бесстрашно продолжает Генри. — И что будет, когда сюда приедет Фред? Ты станешь номером два? Когда приедет твой хозяин, ты перестанешь быть крутым альфой и снова станешь трусом, кем себя и считаешь? Ну, когда без пистолета. Или когда не угрожаешь маленьким детям.

Достаточно, сынок. Теперь полегче, Генри. Ти-ише…

Генри замолкает, но не отворачивается от Лиама, даже когда видит красные всплески ярости на черном полотне мыслей, как фейерверк в аду.

Лиам встает, и Генри даже немного зачарованно наблюдает, как его чувства закипают подобно буре. Насилие и ярость настолько остры, настолько мощны, что это похоже на вулкан, который вот-вот извергнется, но ты стоишь так близко, что все равно не убежишь, поэтому просто смотришь и ждешь, очарованный чистой мощью и разрушительной силой.

И затем, от секунды к секунде, цвета, исходящие от Лиама, меняются так внезапно, так резко, что Генри чуть не ахает вслух. Вдруг, как гейзеры, извергаются грибовидные облака белого, розового и ярко-синего, и мужчина смеется. Так громко, как Генри никогда не слышал ни от кого на свете.

Вот это его расплющило, да, сынок?