— Если хотите допросить учителей, агент Эспиноза, сегодня подходящий день, — сказала она, сидя напротив него в своем кабинете, защищенная заваленным бумагами столом. За спиной у нее висела доска, увешанная фотографиями учеников, открытками с недавних дней рождений и других праздников, криво подписанными ЧАРЛЬЗ, АМАЙЯ или ДЖУЛИУС. Там даже был художественный проект — коллаж из фотографий всего выпускного класса на куске ярко-желтого картона, на каждой фотографии было личное послание.
— Понимаю, — ответил он.
— Потому что в понедельник начинаются зимние каникулы, на три недели.
— Я знаю, да. Прошу прощения за причиненные неудобства.
Она кивнула, смягчившись, боль в глазах на мгновение перекрыла гнев и разочарование. Он наклонился вперед, силясь не чувствовать себя подростком, которого поймали за списыванием на контрольной по геометрии.
— Мой коллега, агент Гримли, сказал мне, что вы достали досье всех сотрудников за последний год, верно?
Она протянула ему две тонкие папки с документами.
— В прошлом году у нас было только два новых сотрудника, то есть на текущий учебный год. Что абсолютно нормально. Я не детектив, но сомневаюсь, что эти люди могут быть замешаны в похищении. Один из них — новый учитель математики, в основном для первоклассников и второклассников, а другой — уборщик.
Уши Сали навострились.
— Уборщик?
Должно быть, его интерес был очевиден, потому что мисс Терри покачала головой и вздохнула.
— Да, но он… черт, какое теперь политкорректное слово? Особенный?
Энтузиазм Сали улетучился, вырвался из груди, спустился по ногам и погрузился в трясину невежества вокруг него.
— Особенный?
Мисс Терри недолго смотрела на закрытую дверь кабинета, потом снова повернулась к нему.
— Мы наняли его в рамках программы. Для ветеранов-инвалидов.
— Инвалидов? Простите, я ничего не понял, мисс Терри, — прервал ее Сали. — Что за программа?
Она снова вздохнула, на этот раз тяжелее, беспокойство, страх и тревога последних двух дней изматывали ее так же сильно, как и всех остальных, оказавшихся втянутыми в этот кошмар.
— Он умственно неполноценный, агент.
— Что… в смысле, отсталый? — спросил Сали, возмущенный этой новой — и изобличающей — информацией.
Мисс Терри устало кивнула.
— Кажется, правильно говорить «умственно неполноценный», из-за военной травмы, — сказала она, откидываясь на спинку стула и тупо уставившись на свои руки, сложенные поверх заваленного бумагами стола. Сали подумал, что, может, ей не терпится покурить. — Но если свести все к простым фактам — да, этот человек умственно отсталый. Или почти что.
И тогда из Сали улетучилась последняя надежда.
Теперь он имеет дело с самым занудным учителем математики в истории учителей математики, который похож не то на кота, проглотившего канарейку, не то на очкарика, опаздывающего на встречу клуба любителей детективов. Волосы растрепаны, очки засалены, вязаный галстук скомкан и в пятнах на конце, где, видимо, упал в его завтрак.
— Спасибо за встречу, мистер Поллак. Ничего, если я запишу наш разговор?
Поллак смущенно смотрит на Сали, бросает взгляд на диктофон на столе и качает головой.
Если не считать письменного стола, задвинутого в угол (где стояли телефон, пустой органайзер и карандаш со сломанным наконечником), в классе не было вещей — как и мебели. Его явно забросили.
— Снижение налогов предоставило вам помещение для допросов, — сказала ему директор и была права. Сали прихватил из кафетерия два металлических складных стула — снизу было аккуратно выведено желтым по трафарету слово «ЛИБЕРТИ» — и поставил посреди коричневого линолеума класса 21. «В целом, — он подумал, — этот кабинет очень даже похож на комнату для допросов в местном полицейском участке: решетки на окнах, грязно-серые стены…
Он явно не имеет к этому никакого отношения.