Дитя

Эта новость что-то воспламенила в ее дочери, и прежнее злобное молчание теперь сменилось хлопаньем дверьми и истерическими вспышками. Дерзкость ее сделалась крикливой и вызывающей. Эмма стала в открытую грубить Уиллу, обвиняя его в том, что он обращается с женщинами как с вещами, что он настоящий «шовинистический свин», и когда тот входил в комнату, издавала презрительное хрюканье.

Уилл поначалу лишь посмеивался на эти оскорбления, но Джуд прекрасно видела, что эта новая, преобразившаяся Эмма поселила в нем какую-то напряженность. Как будто он имел дело с еще не разорвавшейся бомбой.

Все между ними сразу как-то скисло. Джуд с Уиллом стали жить точно кошка с собакой, постоянно ругаясь и приглушенно шипя друг на друга в гостиной, чтобы не слышала Эмма. Уилл теперь по несколько дней где-то пропадал, а потом возвращался как ни в чем не бывало.

Когда он поставил ее перед выбором: «Или я, или Эмма», – Джуд сперва пришла в ужас, однако он все доходчиво ей объяснил.

– Так будет лучше для Эммы. Вырвать ее из той обстановки, которую она считает для себя столь неблагоприятной, означает дать ей шанс как следует повзрослеть, – рассудил он. На тот момент это звучало весьма резонно.

И разумеется, именно Джуд предстояло огласить это решение дочери.

– Мы считаем, что тебе следует покинуть этот дом, Эмма, и пожить какое-то время у бабушки с дедушкой, – сказала она. – В сложившейся ситуации нам всем необходим какой-то перерыв. Надеюсь, ты и сама это понимаешь, верно? Мы не можем так жить дальше.

– Но это и мой дом, – ответила Эмма. – Почему ты меня отсюда выгоняешь? Это его идея?

– Нет. Но, положим, я с ним согласна, – признала Джуд. И когда дочь улыбнулась этой все понимающей улыбкой, она потеряла самообладание: – Ты сама нас вынудила на этот шаг! – разоралась Джуд. – Это ты выживаешь из дома Уилла! Если ему придется и дальше с тобой общаться, то он не останется здесь больше ни минуты! Я не позволю тебе разрушить мою жизнь! Ты с самого начала была для меня ужасной ошибкой!

Она до сих пор помнила лицо Эммы в ту минуту. От потрясения белое как полотно.

52

Суббота, 14 апреля 2012 года

Эмма

Гарри предложила встретиться в обычном нашем месте. Когда я позвонила, она сразу поняла, что что-то произошло, однако не стала задавать никаких вопросов – надо отдать ей должное. Вместо этого она сказала:

– Давай-ка, Эм, пойдем посидим в парке, и ты мне сможешь рассказать, что у тебя нового.

Мне бы следовало видеться с подругой чаще, но мы с ней обе очень заняты. Да, так я объясняю это самой себе, хотя прекрасно знаю, что воздерживаюсь от общения с Гарри, потому что она часть моего прошлого, которое я всячески стараюсь отдалить от своего настоящего. Она пару раз видела Пола, но я приложила все усилия, чтобы они не остались наедине. Потому что Гарри слишком много знает, и мне не хотелось бы, чтобы она брякнула что-нибудь, не подумав.

Бедная Гарри! Она совсем в этом не виновата, и мне кажется, она обижается, когда я порой не отвечаю на ее сообщения. Может быть, куда великодушнее было бы порвать с ней полностью, но я не в силах это сделать. В такие дни, как сегодня, это единственный на свете человек, которого мне хочется видеть. Пол хотел, чтобы я поговорила с Джуд. Но я не могу общаться с матерью – особенно после того, что она мне высказала. У меня такое чувство, будто она опять захлопнула за мной дверь.

Выйдя из подземки, я иду к маленькой кафешке в Гайд-парке, возле озера, которую так любит Гарри. Она может дойти до нее от дома пешком, а мне лишь в удовольствие будет посидеть немного на свежем воздухе, подставив лицо ласковому солнцу.

Пол думает, что я у врача. Через тридцать минут он должен позвонить мне на мобильный, и я совру ему насчет того, что якобы думает о моем состоянии мистер Великолепный. Все нормально, я знаю, что ему сказать. В метро уже порепетировала.

Я прихожу раньше времени, а потому принимаюсь перечитывать статью Кейт Уотерс. Материал на сей раз куда пространнее, там гораздо больше подробностей и вовлечено больше людей, которые обсуждают произошедшее и строят свои предположения. Однако в центре всего этого – маленькая Элис Ирвинг. Там помещена всего одна оставшаяся от малютки фотография, и она настолько старая и нечеткая, что трудно что-то разглядеть. А еще есть фото Анджелы Ирвинг, матери Элис, которая на снимке стоит в нашем бывшем саду на Говард-стрит.

Мне кажется, истина вот-вот прорвется наружу, и все наверняка ее увидят. Без сомнений.

Я уже готова снова позвонить Кейт Уотерс, чтобы узнать, что именно та подозревает, но тут вижу спешащую ко мне через парк Гарри. Ничего, позвоню газетчице попозже.

Подруга меня сердечно обнимает, а потом чуть отстраняет, чтобы меня получше разглядеть.

– Господи, Гарри, все со мной хорошо.

Но мы обе знаем, что ей известно: ничего-то мне не хорошо. Гарри плюхается на сиденье, закидывая свою огромную сумку на соседний стул.

– А, ну да, да, – кивает она. – Кстати, очень даже неплохо выглядишь.

– Я выгляжу как черт из преисподней. Кстати, предполагается, что я на приеме у врача.

Гарри поднимает бровь: