Дитя

– А почему же ты не там?

– Что-то не тянет, – отвечаю я и беру в руки ламинированное меню. – В общем, если Пол мне позвонит, я должна буду ему соврать. Ладно? Ой, только не надо так на меня смотреть! Ты делала кое-что и похуже.

Смеясь, Гарри вытягивает у меня из рук меню.

– Если честно, я и сама на прошлой неделе должна была пойти к врачу, но улизнула. Так что я тебя не заложу.

– А тебе зачем надо было? – спрашиваю ее.

Гарри строит притворную мину.

– Так, узелок в груди. Ну, даже и не узелок на самом деле.

– Ты идиотка! Иди давай, записывайся еще раз.

– Да-да, ладно. Завтра запишусь. Чего ты хочешь выпить?

Глядя, как Гарри исчезает внутри кафе, я благодарю Бога за то, что она есть. Ведь это именно Гарри однажды заставила меня произвести трезвую ревизию обломков моей разбитой жизни.

Было лето 1994 года, и ее каким-то ветром занесло в паб, где я тогда работала: наполняла пинты, размораживала готовые «пастушьи» пироги или просто топталась без толку за стойкой.

– Эмма! – вскричала Гарри, заметив, как я несу к соседнему столику поднос с заказом.

Было настолько странно увидеться с ней снова. Прошло уже столько лет, и весь контекст нашей дружбы давно канул в прошлое, а потому она казалась мне и знакомой, и в то же время какой-то чужой. Словно замечаешь на улице некое, довольно известное лицо и на мгновение не можешь его толком распознать.

К тому же она нисколько не напоминала ту мою лучшую подругу, что я видела в последний раз. Нынешняя Гарри была этакой гламурной столичной штучкой в шитом на заказ брючном костюме, с наманикюренными ногтями, распрямленными волосами и в скрывающих глаза огромных солнцезащитных очках.

Да и я, подозреваю, больше уже не походила на ее прежнюю лучшую подругу. Я стала еще выше, высветлила и коротко постригла волосы, и была тонюсенькой как спичка. На фотографиях того периода я выглядела крепко сидящей на героине наркоманкой.

– Привет, Эмма, – сказала она.

Я как будто ожидала, что рано или поздно она все же объявится. Скорее, втайне на это надеялась. Когда я порой позволяла себе думать о своей прошлой жизни, то начинала скучать по Гарри. Какие-то мелочи – песня по радио, которую мы когда-то вместе пели, или любимая фразочка Гарри – мгновенно выбивали меня из колеи, и я словно цепенела. На какой-то миг я вновь становилась той девочкой-подростком. А потом опять возвращалась к отмыванию тарелок или нацеживанию пинт.

Тогда мне было тяжело ее увидеть, учитывая, насколько близки мы с ней были когда-то. Я даже отшатнулась от Гарри, словно она несла в себе какую-то угрозу.

– Привет, Гарри, – быстро ответила я. – Не могу стоять, уж извини. Целая кухня заказов.

Она приподняла очки на голову и твердо поглядела на меня.

– Без проблем. Я подожду.

Немного позднее, когда мы с ней сидели в парке – в этом самом парке, – держа в руках по баночке сидра и пакетику чипсов, как в старые времена, я даже начала думать, что Гарри – это мой «звоночек» к пробуждению.

Она знала, что я отправилась жить к бабушке с дедушкой, но я уехала, даже не сказав ей «до свидания», и когда мы снова встретились, она все еще кипела яростью, что я так вот ее бросила. Успокоилась она только тогда, когда я сказала, что Джуд с Уиллом меня выгнали из дома. Тогда же, сидя в парке, я призналась, что бросила школу, как только появилась такая возможность, потому что не хотела быть к чему-либо привязанной.

– Вместо диплома и ипотеки на долгие годы я выбрала для себя свободу, – даже похвалилась я. – Чтобы я могла заниматься тем, чем хочется, и ехать туда, куда угодно.

Гарри вновь пристально на меня посмотрела и спросила:

– Так почему тогда ты, Эмма, не где-то там витаешь, покоряя мир?

Сидр вкупе с ностальгией ослабили мою защиту, и я расплакалась. Крупные слезы покатились по моим щекам. В этот момент мне больше всего хотелось, просто физически хотелось, снова стать самой собой. Той девчонкой, которой я была когда-то.

Гарри обхватила меня руками и долго, не говоря ни слова, прижимала к себе.

– Потому что я полное ничтожество, – смогла наконец выдавить я.

– Только не для меня, – ответила она, явно ожидая от меня продолжения.

И я начала рассказывать ей то, что чувствовала на самом деле.

– Когда я была маленькой, Джуд всегда говорила, что я могу стать кем угодно. Однако реальность такова, что я нынче – просто никто и ничто.

Годы работы в пабе: обслуживание столиков в зимнее время, а в летнее – еще и смена постелей да чистка туалетов; грязные простыни, грязные постояльцы, постоянные переходы с работы на работу – все это вымотало меня вконец.

– Я уже не способна что-либо начать, Гарри, вот в чем проблема. Такое чувство, будто я все время в каком-то густом тумане, и мне никак не различить, что впереди. Мне слишком страшно двигаться куда-то вперед – ведь все может стать гораздо хуже. Я все время говорю себе: сиди, где сидишь. Это самое безопасное для тебя место.

– Что же такое с тобой случилось? – спросила она.

– У меня был ребенок.

– Ой, Эм…

– Я не могла тебе это сказать или вообще кому-либо… Я совершила нечто ужасное.

Гарри снова надолго замолчала.