Дю Геклен

Бертран, если ты останешься со мной,
Ты найдешь во мне хорошего и верного друга.
Я сделаю тебя рыцарем, а также дам тебе
Землю и большое богатство, обещаю тебе.

Отказ Бертрана был прост и понятен: если бы я был на вашей стороне, а потом переметнулся на другую сторону, это было бы очень скверным предательством. Так почему я должен быть неверен своему господину?

Очевидно, что по мнению Ланкастера бретонец обладал неуместным чувством чести. Будучи сеньором-наемником, он мог продать свою преданность тому, кто больше заплатит, как это делали многие из его собратьев. Какое ему дело до Блуа и Монфора? Преданность и верность хороши для великих государей. Бертран, который являлся всего лишь подчиненным, должен был воспользоваться своей удачей, чтобы обогатиться и никто не стал бы возражать.

Этой меркантильной позиции Дю Геклен противопоставил непоколебимую аргументацию, что делает его в этой сцене представителем традиционного, даже архаичного дворянства: я выбрал свою сторону в самом начале и я должен оставаться ей верным. Его упрямство должно было казаться Ланкастеру немного грубым, но он принимает его со смехом. Все в этой ситуации является противостоянием двух разных характеров: психологически гибкого с одной стороны и жесткого с другой; так же обладающих различным уровнем культуры (Ланкастер, как мы уже говорили, был ученым человеком, автором благочестивого произведения); находящихся на разных концах феодальной иерархии (что может быть общего между герцогом Ланкастером и мелким сеньором Ла Мотт-Брун?). Не надо заблуждаться, встреча проходила не на равных. Дю Геклен преклонил колено по прибытии и пытался говорить почтительно; герцог восхищался его физической силой, но его предложение показывает, что он не считал собеседника равным себе.

Не обидевшись на отказ, Ланкастер предлагает Бертрану выпить. Затем в дело вмешивается Уильям Бамборо, близкий родственник, возможно, брат Роберта Бамборо, который удерживал замок Фужер и был убит в "Битве Тридцати". Было ли это со стороны Уильяма Бамборо желанием отомстить за честь семьи? В любом случае, он вызвал Дю Геклена на поединок с тремя копейными стычками. "Даже с шестью, если хотите", — ответил Бертран. Бой был назначен на следующее утро, между английским лагерем и стенами Ренна, и герцог предложил Дю Геклену одну из своих лучших лошадей.

Этот одиночный бой на этот раз был не законным судебным поединком, а простым турниром, который, тем не менее, взбудоражил весь город. Это был не единственный турнир, организованный во время длительной осады Ренна. Фруассар сообщает о встрече Жана Болтона и Оливье де Манни из-за какой-то темной истории с куропатками, и упоминает еще один поединок между Дю Гекленом и Николасом Дэгуортом, вероятно, родственником знаменитого Томаса Дэгуорта, поединок, включавший три удара копьем, три удара топором и три удара кинжалом. "Это был прекрасный бой, — говорит Фруассар, — и никто не пострадал".

Очень ласковая тетя

Кювелье надолго задерживается на поединке с Робертом Бамборо. Он подробно описывает приготовления, вероятно, смешивая обстоятельства поединка в Динане и поединка в Ренне. Действительно, мы снова видим появление тетки Дю Геклена, которая пытается то отговорить своего племянника идти в бой, то снова пытается его поцеловать и точно так же Бертран отправляет ее обратно к своей печке и ласкам мужа, хотя и в несколько более вежливой форме. Эта история достаточно странная, чтобы задуматься над ней.

Этот эпизод, незначительный сам по себе, возможно, оказал некоторое влияние на психологию Дю Геклена. Эта тетя, Томасса Ле Блан, трижды появляется в поэме Кювелье, причем она довольно точно описана. Примечательно уже то, что он уделяет ей больше места, чем Тифен Ранкель. Бертран провел с тетей целый год в Ренне, как мы уже говорили, когда ему было семнадцать лет; после этого он видел ее очень часто, вплоть до осады Ренна двадцать лет спустя. Несомненно, Кювелье перепутал эпизоды, связанные с этой женщиной, когда говорил о ней в связи с Дю Гекленом, но если собрать вместе разрозненные элементы, которые он приводит, картина становится интересной.

Выйдя замуж за младшего брата отца Бертрана, Томасса Ле Блан, вероятно, была старше своего племянника всего на несколько лет. Она была прекрасна, повторяет Кювелье десятки раз, хотя он никогда не использует этот термин в отношении Тифен. Когда Бертран приехал в ее дом, в возрасте семнадцати или восемнадцати лет, ее муж очень часто отсутствовал. Поначалу она не хотела принимать племянника и говорила так:

Клянусь Богом, я чувствую сердцем и умом.
Что вы будете донимать нас так полгода.