Дюна

Пустынные коршуны, могильщики, как и большинство животных этой земли, закружили над ним. Кайнс увидел, как по руке пробежала тень, и заставил себя приподнять голову повыше. Неясными пятнами, словно хлопья сажи на серебристо-синем небе, мелькали птицы.

– Мы должны уметь обобщать, – проговорил отец. – Проблему планетарного масштаба не набросаешь волосяными линиями. Планетология – это искусство подгонки по фигуре.

«Он намекает мне, – удивленно подумал Кайнс, – что я не заметил какого-нибудь из последствий».

Он вновь прижался щекой к раскаленному песку… К запаху предспециевой массы примешивался запах горячих камней. Из остатков логики в голове сложилась мысль: «Надо мной кружат могильщики. Быть может, кто-нибудь из фрименов увидит их и придет посмотреть».

– Для истинного планетолога самым важным инструментом являются люди, – сказал отец. – Их следует обучать экологической грамоте, поэтому я и изобрел эту совершенно новую форму экологических знаков.

«Он повторяет все, что говорил мне в детстве», – думал Кайнс.

Он стал мерзнуть, но остатки логики твердили: «Солнце над головой. На тебе нет конденскостюма, тебе жарко, солнце выпаривает влагу из твоего тела».

Его пальцы бессильно скребли песок.

«Не оставили мне и конденскостюма…»

– Наличие влаги в воздухе предотвращает слишком быстрое испарение из тела, – сказал отец.

«Ну что он все повторяет банальности?» – думал Кайнс.

Он попытался представить себе влажный воздух… Траву, покрывшую дюны, длинный канат, несущий воду через пустыню, деревья, склоняющиеся над ним. Открытой воды он никогда и не видел, разве что на иллюстрациях в книгах. Открытая вода… для полива… Для орошения одного гектара земли в период роста требуется пять тысяч кубических метров воды.

– Нашей первой целью на Арракисе, – сказал отец, – является создание травяных участков из мутировавших стойких трав. Когда травяные поля свяжут влагу, можно будет перейти к высадке лесов на холмах, а затем появится несколько открытых водоемов, сперва небольших, цепочками по преобладающему направлению ветра, а позади них – ветровые ловушки, они заберут ту влагу, которую украдет ветер. Мы должны создать вместо сирокко влажные ветры, но от ветровых ловушек нам никогда не уйти.

«Эти вечные лекции, – подумал Кайнс. – Почему он все никак не заткнется? Или не видит, что я умираю?»

– И ты умрешь, – наставительным тоном сказал отец, – если не уберешься с того пузыря, что зреет как раз под тобою. Ты это и сам прекрасно знаешь, раз обоняешь предспециевые газы. Малые делатели начинают терять воду, выделять ее в реагирующую массу.

Мысль, что под ним вода, сводила с ума. Он представил себе ее – под слоем пористых скал, надежно закупоренную кожистыми полурастениями – малыми делателями, и тонкие трещины, по которым прохладнейшая жидкость, восхитительная вода вливалась в…

…предспециевую массу!

Он вдохнул терпкий сладковатый запах. Он стал гуще, чем был.

Кайнс заставил себя встать на колени, услыхав над собой крики птиц, хлопанье крыльев.

«Вокруг специевая пустыня, – думал он, – вокруг даже днем должны быть фримены. Конечно же, они видят птиц и должны заинтересоваться».

– Движение в ландшафте необходимо для животной формы жизни, – сообщил было примолкший отец. – Мы должны использовать человека в качестве конструктивной экологической силы, он должен вводить адаптированные формы земной жизни. Тут – растение, там – животное, а здесь – человек, чтобы преобразить водяной цикл, создать новый тип ландшафта.

– Заткнись! – прохрипел Кайнс.

– Именно линии движения дали нам впервые ключ к связи между червем и специей, – сказал отец.

«Червь, – подумал Кайнс, ощущая прилив надежды. – Делатель точно придет, когда пузырь прорвется. Но у меня нет крюков… как влезть на большого делателя без них?»

Разочарование лишило его последних остатков сил. Вода так близко, всего в сотне метров под ним! И червь обязательно появится, только нечем удержать его на поверхности и управлять им.

Кайнс повалился на песок, в продавленную им же самим яму. Горячий песок где-то далеко-далеко жег его левую щеку…

– Среда Арракиса обусловлена эволюцией местных жизненных форм, – заговорил вновь отец. – Не странно ли, что почти никто не отрывался от специи, чтобы заметить: на планете существует почти идеальный баланс кислорода, азота и углекислоты, и это без крупных участков растительности. Надо проследить энергетику планеты… безжалостный процесс, но тем не менее это процесс. В нем оказался разрыв? Его не может быть – значит, его занимает нечто. Наука и создается из множества фактов, которые кажутся очевидными, когда их объяснили. Я был уверен в существовании малого делателя – в глубине под песками, – задолго до того, как впервые увидел его.

– Пожалуйста, отец, прекрати эту лекцию, – шепнул Кайнс.

Рядом с его простертой рукой на песок опустился коршун. Кайнс видел, как он сложил крылья, боком глянул на него. Из последних сил он хрипло застонал… Птица отпрыгнула на два шага, но не отвела от него холодного взгляда.