Дюна

— Не пытайся одернуть меня, дитя, я знаю свое место.

— Что ты делала сейчас, Алия? — спросила Джессика.

Ответила Харах:

— Не только отказалась играть с другими, но и отправилась куда не следовало бы.

— Я спряталась за занавесками и следила за родами Субиэй, — сказала Алия, — у нее мальчик, он все кричал, кричал! Такие легкие! И когда он уже накричался…

— Она подошла, тронула его, — перебила Харах, — и он замолчал. Каждый знает, что фрименский младенец должен откричать свое дома, в стойбище, чтобы не выдать всех криком во время хаджры.

— Он уже накричался, — отозвалась Алия. — Я просто хотела прикоснуться к искорке его жизни. И все. А когда он почувствовал меня, то не захотел больше кричать.

— Люди опять будут говорить, — сказала Харах.

— А мальчик у Субиэй здоров? — спросила Джессика. Она видела, как обеспокоилась Харах, и недоумевала, в чем причины ее беспокойства.

— Здоровый, лучше не пожелаешь — ответила Харах, — Все знают, что Алия не причинила ему вреда. И они беспокоились не о том, что она к нему прикасалась. Он сразу обрадовался и затих. Их опять смутила… — Харах передернула плечами.

— Странность моей дочери, — закончила за нее Джессика. — Ведь она говорит о том, чего ей ни помнить, ни знать не положено?

— Ну откуда ей знать, какими были дети на Бела Тегейзе? — взорвалась Харах.

— Но он же просто похож! — отвечала Алия. — Мальчик Субиэй как две капли воды похож на сына Миты перед расставанием.

— Алия! — сказала Джессика. — Я же предупреждала тебя.

— Но, мама, я же видела… это же правда…

Джессика покачала головой, заметив признаки возбуждения на лице Харах. «Кого я родила? — подумала Джессика. — Дочь моя от рождения не только знала все, что и я сама… она знала больше — все, что знали Преподобные Матери в том уходящем в глубь времен коридоре внутри меня».

— И не только ее речи, — сказала Харах, — и эти ее упражнения: сядет, уставится в камень и шевелит одним только мускулом… у носа или на спине… на пальце или…

— Упражнения Дочерей Гессера, — сказала Джессика. — Ты знаешь это, Харах. Разве у моей дочери не может быть подобной наследственности?

— Преподобная Мать, ты знаешь, что для меня все это ничто, — отвечала Харах, — но люди есть люди, и они бормочут… Это опасно. Они говорят, что твоя дочь — демон, что дети отказываются с ней играть, что…

— У нее так мало общего с другими детьми, — отвечала Джессика. — Она не демон! Просто…

— Конечно, она не демон!

Джессика сама удивилась яду в тоне Харах, поглядела на Алию. Та, казалось, углубилась в раздумья… словно чего-то ждала. Джессика вновь обратилась к Харах.

— Я уважаю домочадцев моего сына, — сказала Джессика, почувствовав, как шелохнулась рядом с ней Алия, — говори прямо, что тебя беспокоит.

— Я не долго еще пробуду в доме твоего сына, — отвечала Харах, — я ждала так долго ради своих сыновей… той школы, которую они получат как сыновья Усула. Это немногое, что я могу им дать, раз всем известно, что я не разделяю ложе с твоим сыном.

И вновь Алия шевельнулась рядом с нею, теплая, полусонная.

— Ты была бы хорошей подругой моему сыну, — сказала Джессика и подумала про себя (эти думы не оставляли ее): «Подругой… не женою». Мысли Джессики устремились прямо к сердцевине событий, вечной теме для разговоров в стойбище, начавшихся, когда союз сына с Чени стал постоянным, — к его женитьбе.

«Я люблю Чени», — подумала Джессика и напомнила себе, что долг короля требует, чтобы даже любовь уступала место необходимости.

— Думаешь, я не знаю, что ты наметила для своего сына?

— Что ты имеешь в виду? — требовательным тоном спросила Джессика.

— Ты хочешь, чтобы все племена объединились под рукой Его, — сказала Харах.

— Разве это плохо?

— Это опасно… для него… и Алия — часть этой опасности.

Алия завозилась, усаживаясь поближе к матери, глаза ее теперь внимательно изучали Харах.

— Я следила за вами обеими, — сказала Харах, — когда вы рядом. Алия для меня родная плоть, ведь она сестра тому, кто мне словно брат. И я следила за ней и охраняла ее от самого младенчества, со времени раззии, когда мы укрылись здесь. Разве хоть один ребенок усвоил водную дисциплину раньше ее? И какой еще ребенок впервые заговорил такими словами: «Я люблю тебя, Харах!»?

Харах поглядела на Алию:

— Почему, ты думаешь, я терплю ее уколы? Я знаю, что они не со зла.

Алия подняла глаза на мать.

— Да, у меня достаточно разума, Преподобная, — сказала Харах. — И я могла стать сайидиной. И я понимаю, что видят мои глаза.

— Харах, — Джессика передернула плечами, — не знаю, что сказать тебе. — И удивилась себе самой: слова эти были истиной.

Алия распрямилась, расправила плечи. Джессика почувствовала, что ее ожидание кончилось, ею владела теперь смесь решимости и печали.

— Мы сделали ошибку, — сказала Алия. — Теперь Харах просто необходима нам.

— Все случилось во время обряда семени, — сказала Харах, — когда ты преобразовала Воду Жизни, Преподобная Мать, Алия была уже в твоем чреве.

— Нам необходима Харах, — отметила Джессика.

— Кто еще может успокоить людей, объяснить им, кто я? — спросила Алия.

— И что ты хочешь, чтобы она сделала? — сказала Джессика.